— Непременно! — заверил Яшка.
— Взять ювелиров — не вопрос, — задумчиво произнёс Федя Алексеев. У него был удивительно большой брыластый рот — от уха до уха, за что получил кликуху Лягушка. — Уйти будет трудно… Чекисты свой гадюшник крепко охраняют, по периметру солдаты ходят.
(Замечу: этих охранников «по периметру» я застал ещё в 1940-1950-е годы. Они ходили туда-сюда возле здания на Лубянке, с винтовками при отомкнутых штыках. Они никому не позволяли останавливаться даже на секунду-другую возле конторы НКВД, а потом КГБ, — отгоняли прочь. — В.Л.)
— Яш, надо замочить всех этих фраеров — охранников! — сказал крупный парень с квадратной головой и мохнатыми бровями. Звали его Васька Зайцев, а кликуха — Шофёр, или просто Заяц. До революции он служил шофёром великого князя Михаила. По этой причине был хорошо знаком с нынешним водилой Ленина — Стёпой Г̀илем, который возил императрицу, супругу Николая Александру Фёдоровну.
Яшка любил Зайца и теперь добродушно усмехнулся:
— Ну, Вася, ты умный, как старый валенок! Мочиловку там не устроишь: нас шестеро, а их, солдат по периметру, десятка два, кипиш устроят. А из дежурки злая рота набежит. Так-то!
— Яша правильно буровит, стрелять негоже! — согласно кивнул Козуля. — На Лубянке мусоров, что клопов в старом диване.
— Директиву Ленина исполняют, — важно заметил до того молчавший парень с бритой головой. Звали его Иван Волков, по кличке Конёк. Он единственный из всей банды читал газеты и знал всё про текущий момент. — Ленин так и приказал: «Бандитов и налётчиков не арестовывать, а мочить на месте!»
— Козёл! — мрачно сказал Лягушка. — Об ём слух есть, он то ли жид, то ли германец. Нерусский!
— Тогда понятно, — выдавил Барин. — Чего ему нас жалеть? Ишь, «мочить»!
Голос Яшки вдруг сделался задумчивым:
— «Мочить, мочить!» Серёжа, ведь у каждого, даже у краснопёрых, есть семья, детишки, ласковая жена. Человек хоть и фраер, а тоже хочет выпить, покушать, песню спеть, детей обнять! Плохого мне ничего не сделал, почто я его живота лишу, а?
Лёха Кириллов по кличке Сапожник, усердно жевавший баранью голень, ехидно хмыкнул:
— Яш, ты чёй-то запел? А кто на той неделе на Волхонке двух легавых враз уложил, ась?
Все загоготали, а Яшка погрозил пальцем:
— Эх, Сапожник, ты хоть мой товарищ, а буровишь хрень собачью! Так эти легавые первыми в меня стрелять начали… А я тоже стрелять могу, да почище ихнего, сразу с обеих рук! Та-та-та! Люди словно озверели. И пример большевистская власть показывает. Нам кипиша на Арбате и на Лубянке не надо. А надо своё взять да быстро смыться.
Васька Шофёр решительно заявил:
— Надо дело сделать на отрыв! Авто нам нужно.
Все согласно закивали. Яшка подвёл черту:
— Точно! Заберёмся в глухомань, ну, в Сокольники. Там богатые на дачи ездят на авто. Тормознем, обшмонаем. Затем господ высадим, пусть по лесочку променад сделают, воздухом подышат. Ну а сами на Кузнецкий Мост дунем, оттуда на Арбат. Праздники умных людей кормят. На авто улетим, никто не догонит… И без нужды не стрелять, без мочиловки!
Вдруг лицо Яшки озарилось вдохновеньем, он воздел к потолку руки, с надрывом прочитал:
И умру я не на постели
При нотариусе и враче,
А в какой-нибудь дикой щели,
Утонувшей в густом плюще!
— Бензин бы не кончился! — заметил Васька Шофёр.
Яшка хлопнул его по плечу:
— Эх, Вася! Знать, Гумилёв не для твоего ума. Бензиновая станция у Николаевского вокзала. Там и заправимся. — Посмотрел на золотые карманные часы. — Ого, уже половина пятого! Давай по последней, и в добрый путь, господа разбойники! Уже стемнело, а наша работа требует звёзд на небе и свежей головы. Лёха, сегодня ты платишь!
Лёха Сапожник крикнул лакею:
— Эй, кот в сапогах! Возьми! — не считая, швырнул на стол пачку ассигнаций.
Лакей с низкими поклонами проводил дорогих гостей до выхода.
— Ваши благородия, покорнейше вас благодарю на неоставлении и внимании! Приходите ещё завтра — осетрина в галанть̀е (французское угощение, вариант заливного блюда). Готовится он в виде фаршированного рулета, будет, сплошное упоение чувств-с!
* * *
Свистнули извозчика и вскоре оказались в Сокольнической глухомани на проезжей дороге. Саженях в двухстах справа светились окна бывшего спортивного общества «Санитас». Теперь лыжников разогнали, лыжами печи истопили, и там обосновался большевистский Сокольнический районный совет.
