Так обстояли дела до появления в городе Ка-Винсента — наследника мелкого дворянина соседнего города Дикона. Его скромности, воспитанности завидовали многие, так же за ним укрепилась слава опытного воина. Не знаю, как он выглядел, но судя по тому, что портретов его не сохранилось — ничего примечательного в его внешности не было. Истар в сопровождении подруг посещала торговые ряды в Центре Сантикона, где Винсент разыскивал друга своего отца, который сменил оружие на кошелек торговца. «Судьба столкнула их на перекрестке» — так говорят поэты моего века. Истар возмутилась и посмеялась над неосторожностью незнакомца. Винсент принес свои извинения красавице, та не обратила на них внимания. Ка — Ксеномаль вовремя успел к месту происшествия, он и представил Винсенту Истар. Надо ли говорить, что Винсенту не повезло — он влюбился в женщину, которая не в состоянии оценить его чувства и последовавшие за ними знаки внимания. Винсент поделился своими проблемами с господином Ксеномалем, но тот не мог ему ничем помочь, кроме… В общем он вручил Винсенту патент на должность офицера на границах Бадайхайма.
Прошло три года, что по людским меркам много, а в Бадайхайме слишком мало. Винсент успел провести несколько компаний, в одной из них он стал побратимом вождя племени суун на севере Бадайхайма. Все это принесло ему почет, славу и деньги, в которых он, откровенно говоря, нуждался последних лет десять. Изящная Истар не вышла замуж, но и не влюбилась, так как в её душе по-прежнему царил холод. Мэр Сантикона постепенно начал передавать ей большую часть своих дел. В городе говорили, что женская диктатура — самая кровавая. Все пороки, казалось, прилипали к Истар, заполняя пустоты в её сердце, и, оттачивая её красоту. По городу ходили страшные слухи, будто бы для поддержания красоты Истар требуется кровь жертв, убитых в полнолуние, причем, безвинно. Винсент явился к красавице и вновь предложил ей руку и сердце, но вновь был отвергнут.
В отчаянии он ушел к племени суун. Совершив множество подвигов, он был вознагражден мечом, который страшно пел во время битвы, собирая кровавую дань со своих врагов.
Стремительно менялся замкнутый мир хайшей. В Касатконе чужеземцы со звезд построили первый космопорт, но осторожные хайши пока не собирались покидать свой мир. В один из вялотекущих дней в Сантикон явились послы от Гарда, который требовал от мэра исполнения обещания, в противном случае городу грозило уничтожение. Но Истар отвергла притязания Гарда и Сантикон оказался в осаде. В истории хайшей было очень мало войн, поэтому толком в обороне никто не смыслил, и город был взят. Мэр, как водится в обычае племен равнины, был убит. Истар же сделалась объектом поклонения для Гарда и его генералов. Вскоре город содрогнулся от ужасных оргий и убийств. По традиции всех завоевателей Вселенной Сантикон подвергался разграблению. Народ Сантикона обратился за помощью к соседним городам Бадайхайма и племенам Кара иллен. Зов был услышан и на помощь пришли пограничные войска, к которым присоединились племена суун и маар. Была резня на улицах Сантикона, город был разрушен до основания. Орфей стал красным от крови, а птицы не успевали уничтожать трупы. Гордая Истар, как виновница всех бед была распята на самой высокой из сохранившихся башен, её облили морской водой и оставили умирать среди руин преданного ею города. После битвы при Сантиконе Ка-Винсента никто больше не видел. Оставшиеся в живых жители Сантикона пересекли Великий океан и через порт Касаткона попали в другие миры. Мир хайшей постепенно уходил в прошлое. Сейчас никто не найдет ни на одной планете городов с именами, данными хайшами. Правда, в Ауенконе на берегах Сарелы в ночь свечей кует мечи кузнец, но это уже совсем другая история.
7.
Я, похоже, уснул под монотонное бормотание отшельника. Меня разбудили солнечные лучи, бившие через окно. Амулет лежал на низком столике в хрустальной чаше, наполовину погруженный в воду.
Отшельник возносил молитвы своим богам в «пещерной» комнате. Я долго рассматривал странное пространство, увешанное гирляндами трав, цветов, колокольчиков и узлов на тоненьких веревочках. Ничего лишнего, лежащего без надобности, здесь не существовало.
