Стены вокруг были увешаны огромными портретами, выполненными в одном, не очень затейливом, но зато весьма пафосном стиле, и изображали они людей, леди Кай совершенно незнакомых. Большей частью это были надменного и важного вида мужчины в нарядных парадных мундирах. Иногда, правда, попадались портреты женщин, причем некоторые из них были совсем еще юными, что, впрочем, не мешало им взирать сверху вниз довольно презрительно и недружелюбно.
Вдоль стен через равные интервалы на высоких пьедесталах были расставлены огромные и абсолютно одинаковые статуи. Они изображали могучего, атлетически сложенного воина, замершего в караульной стойке, опираясь на широченный двуручный меч, но при этом почему-то совершенно обнаженного. Что означал подобный почетный караул и по какой причине он был лишен парадных одеяний, для Осси осталось загадкой. Но, как бы то ни было, угрозы он явно не представлял.
А угроза и для здоровья, и для самой жизни в зале присутствовала. Причем явная и непосредственная. И бросилась она в глаза сразу же, едва только Осси переступила порог этого немыслимых размеров холла.
В разных местах зала — к стенам, колоннам, вазам на лестнице, к нескольким статуям странного голого караула — лепились большие коконы, накрученные из чего-то кожистого и липкого. На вид они были скользкими и истекали желтовато-прозрачной влагой, более всего похожей на лимфу. Было ее, правда, слишком много — с бурдюков этих текло, как с сосулек по весне. Впрочем, и сами коконы были размеров не маленьких — уж раза в полтора больше, чем Осси, — это точно.
Были они какого-то весьма неопределенного и невнятного цвета — что-то между светло-коричневым и серым, а вся поверхность их была испещрена сложнейшим узором сосудов кровеносной системы. Причем иногда встречались вены (или артерии — кто их там разберет) с палец толщиной, весьма рельефно выделяющиеся на общем фоне тончайшей склизкой кожицы. Сквозь тонкие стенки кровеносного узора было видно, как толчками прокачивается по сосудам густая темная жидкость, очень похожая на кровь, но в то же время слишком для нее густая.
Лимфа, или что это там было, сочилась на поверхность прямо сквозь поры кожи, собираясь в небольшие, блестящие в свете огня саламандр капельки, которые затем стекались, сливаясь в капли побольше. А потом потихонечку улитками сползали вниз, прокладывая себе кривые изломанные ручейки сквозь мутную слизь. Затем все это шмякалось на пол, со звуком, совсем не напоминающим веселую весеннюю капель, где и натекало в здоровые мутно-желтые лужи какой-то густой и не очень аппетитной субстанции.
Внутри этих истекающих, словно толстяк, обливающийся потом в жаркий летний день, бурдюков постоянно что-то ворочалось, шевелилось и как будто вздыхало, отчего коконы эти периодически сильно раздувались, значительно увеличиваясь в размерах. От этого постоянного шевеления и бултыхания внутри бурдюки-коконы, прилепленные к своим опорам нитями слегка отвердевшей слизи, раскачивались из стороны в сторону, иногда весьма заметно проседая вниз, словно на стропах-резинках. Видела Осси такой аттракцион на прошлогодней ярмарке и уже собралась было испробовать, да что-то отвлекло тогда.
Короче говоря, внутри этих развешанных по залу кожаных мешков бурлила, в полном смысле этого слова, жизнь. Причем, по всей видимости, не самая приятная и абсолютно чуждая.
Впрочем, то, что жизнь, спящая внутри коконов, является чуждой и крайне недружелюбной, было ясно и так, ибо принадлежали эти коконы вурлокам, готовым, кстати, вылупиться в любой момент. И чтобы это понять, не надо было долго наслаждаться этим ярким зрелищем, а достаточно было вспомнить то, чему учили. А поскольку учителя были хорошие и учили добросовестно, невзирая, так сказать, на пол и на лица, то хорошо тренированная память выдала готовый ответ прямо сразу же. При первом же взгляде на всю эту красоту и выдала. А потом еще и подтвердила, воспользовавшись подсказкой, которая была оставлена в коридоре, где плавал один из уже вылупившихся.
Так что можно сказать, что встреча, которая сейчас должна была состояться, была давно уже ожидаемой и запланированной. Правда, более приятной она от этого почему-то не становилась.
