Резкий свет факелов косыми штрихами исчертил маски, даже самые милые костюмы черных кошечек и ангелочков превратил в свирепых вурдалаков с ввалившимися глазами и острыми подбородками.
И вдруг у меня дыхание застряло в горле.
Над толпой, на кирпичной стене, окружающей двор, стоял человек в черном плаще с капюшоном и в позолоченной маске с крючковатым носом, полностью закрывающей лицо. Такие маски на масленичном карнавале в Венеции носит персонаж Бригелла – похотливый злодей комедии дель арте. Но самое страшное не в том, что демоническая маска превратила глаза в черные пулевые дыры, а в том, что это был папин костюм. В городе Эри, штат Луизиана, июньская букашка по имени Карен Сойер уговорила папу участвовать вместе с ней в конкурсе маскарадных костюмов на Хеллоуин и привезла ему из Нью-Орлеана этот самый наряд Бригеллы («Мне чудится или я действительно выгляжу в нем категорически нелепо?» – спросил папа, примерив бархатный плащ). И сейчас передо мной, словно распятие над толпой гостей, высился человек примерно папиного роста в точно таком костюме. Все совпадало до мельчайших деталей – бронзовый цвет маски, волдырь на носу, атласная отделка по краю капюшона, крошечные пуговки спереди на плаще. Человек не двигался и как будто смотрел прямо на меня. Его глаза тлели сигаретными огоньками.
– Рвотинка, ау?
– Там… мой папа, – еле выдавила я, чувствуя, как сердце переворачивается в груди.
Я бросилась вперед, расталкивая Флинтстоунов, краснолицую Рапунцель, чьи-то спины, локти и плечи в блестящей мишуре. Набитые поролоном хвосты тыкали меня в живот. Проволочный край ангельского крыла оцарапал щеку.
– Извините…
Гусеница, которую я толкнула на бегу, рявкнула, сверкая воспаленными глазами в блестках:
– Да пошла ты! – и так пихнула меня в ответ, что я шмякнулась на мощеный пол патио, среди кроссовок, чулок в сеточку и оброненных пластиковых стаканчиков.
Найджел присел на корточки рядом со мной:
– Вот же стерва… Я бы посмотрел на девчачью драку, только лучше тебе с этой теткой не связываться.
– Где он? – спросила я.
– Кто?
– Человек на стене. Высокий. Он еще там?
– Какой человек?
– У него маска с длинным носом.
Найджел удивленно посмотрел на меня, но встал и повернулся кругом – я видела, как переступают его красные «адидасы». Потом опять наклонился ко мне:
– Вроде никого не видно.
Мне казалось, что голова сейчас отвалится. Найджел помог мне подняться:
– Давай, старушка, полегоньку…
Держась за его плечо, я вытянула шею и заглянула за пышный оранжевый парик – еще раз увидеть то лицо и убедиться наверняка, что мне всего лишь спьяну померещилось невозможное. Но на стене сидели только Клеопатры с круглыми потными лицами, блестящими при свете факелов, как бензиновые лужи на автостоянке.
– Ха-а-арви! – проорала одна Клеопатра, показывая пальцем на кого-то в толпе.
– Валим, а то затопчут. – Найджел крепче сжал мою руку.
Я думала, он хочет вывести меня во двор, а он опять потянул меня в дом.
– У меня идея, – сказал, улыбаясь, Найджел.
В обычное время спальня Ханны всегда была заперта.
Чарльз как-то мне сказал, что у Ханны на этот счет пунктик: она ненавидит, когда вторгаются в ее «личное пространство». Трудно поверить, но за три года никто из компании не был в этой комнате, разве что заглядывали краем глаза, и то случайно.
Я бы и за сто тысяч правлений династии Мин туда не сунулась, если бы не была в подпитии да еще в легком остолбенении после того, как напридумывала себе папу в образе Бригеллы. Еще и Найджел настойчиво тащил меня вверх по лестнице, мимо хиппи и троглодитов. В конце коридора он трижды постучал в закрытую дверь. И хотя я, конечно, понимала, что нехорошо лезть в чужую спальню, почему-то, снимая туфли («Не надо оставлять отпечатки на ковре», – сказал Найджел, запирая за нами дверь), я была уверена, что Ханна не станет очень уж сердиться. Это же всего один раз, и потом, она сама виновата – незачем было напускать столько таинственности. Если б она не уклонялась от прямого ответа на самые банальные вопросы, может, мы и не стали бы рваться к ней в спальню. Вернулись бы дальше сидеть в машине или вовсе домой уехали. (Папа говорил, все преступники ухитряются путем сложных рассуждений оправдать свои поступки. У меня получилась вот такая вывернутая логика.)
