— Фашист всегда фашист. И вообще ты идиот. Да половина вот таких только и ждут, чтобы пришел фашизм. Власть над людьми — от такого лакомства никто из них не откажется. И вот ты сделаешься фюрером или там дуче, наберешь себе из этих бедняг фюреров поменьше…
— Фюреров поменьше я наберу из вас.
— Нет, не обольщайся. Из нас ты наберешь первых заключенных.
— Ребята, ребята, тихо…
— Бей фашистов, — сказал я. — Но пассаран! Они переглянулись.
— Видал?
— А что ты хочешь от пьяного?
— Может быть, это наш?
— Наш! Понюхай, чем он воняет! «Дрож-ка! Дрож-ка!»
— Кстати, эти бомбежки надо прекратить. Некоторые слепнут.
— А, все они давным-давно ослепли. И если чем-нибудь еще можно открыть им глаза, то только газовыми бомбами… Они же гниют заживо! Чувства атрофированы, все мечты и желания сконцентрированы на одном — поменьше размышлений, побольше сладостных грез…
— Чтобы было весело, — сказал я, — и ни о чем не надо думать.
— Тьфу! Они даже ненавидеть не умеют.
— Даже! Если бы они умели ненавидеть, было бы сопротивление, была бы борьба, можно было бы победить…
— Перестаньте. Если бы они умели ненавидеть, они были бы с нами.
— А они и сейчас не против нас. Им на все наплевать. Эй ты, а ну кричи: «Да здравствуют интели!»
— Да здравствуют интели! — заорал я с готовностью.
Они помолчали.
— Наверное, мы напрасно барахтаемся. Исторический путь человечества определился. Мы пойдем вперед, а эти никуда не пойдут. И бог с ними. Наши пути больше не скрестятся.
— Ненавижу такие рассуждения! Мы люди, а не машины. Нечего играть в логику! Есть же какие-то обязательства у людей перед людьми… И что за манера болтать от имени истории, от имени всего человечества? Я тебе советую: когда тебя очень заносит — вспоминай о своих родителях.
— При чем здесь мои родители?
— А при том, что твой отец не пропускает ни одной дрожки, а мать…
— Замолчи!
Они опять помолчали.
— Я не хотел тебя обидеть, извини. Я просто хотел, чтобы ты спустился с небес на землю…
— Между прочим, уже три часа…
Они резко ускорили шаг, обогнали меня и скрылись в темноте. Я стоял и слушал, как затихают вдали их каблуки. Это была интересная встреча. В другое время я бы с удовольствием потолкался среди таких ребят. Только не в них было дело. И не ими надо было заниматься.
Разговор советника муниципалитета и городского казначея, который подслушал Жилин, в первоначальном варианте был таким:
— Утеряна цель жизни, — с убедительной горечью повествовал румяный, расчленяя шницель на мелкие кусочки. — Всякая цель. Вот я вспоминаю свое детство. Я не хочу сказать, что цели нашей тогдашней жизни были непременно благородны и прекрасны. В большинстве люди стремились к мелким целям: к обогащению, к карьере, к выгодному браку… Бывали и подлые цели. Но человек жил во имя чего-то! Ему все время приходилось напрягать ум и воображение. Он был активен. Он не брезговал трудом, хотя, повторяю, это был далеко не всегда общественно-полезный труд. А сейчас ничего этого нет. Никто не трудится. Все отбывают рабочие или служебные часы и спешат к развлечениям. К бесцельным, бессмысленным, животным, я бы сказал…
— Согласитесь, однако, — надменно сказал человек с пластырем, — что они и есть животные. Животными они были во времена наших отцов, животными они и остались.
— Нет, не говорите так. Можно подумать, что они виноваты. А они ни в чем не виноваты.
— Разве я говорю, что они виноваты? Я просто утверждаю, что они животные. Медведь в цирке кое-как взбирается на лестницу, и укротитель жалует ему за это кусочек сахару. Медведь понятия не имеет, для чего надобно лазать по лестницам, но сахаром он доволен. Наш горожанин тоже полон равнодушия и неприязни к своей общественно-полезной деятельности, но он совершенно также, как медведь, рад своему кусочку сахара. Какая же разница? В том, что кусочек сахара для горожанина дороже обходится? А намного ли?
— Нет, не говорите так. Разница есть. Все-таки нас с вами выбирали не медведи. И нас выбирали — я чувствую это интуитивно — не только ради кусочка сахара… Вся беда в самом стиле жизни. Где-то мы промахнулись. Чего-то не учли. Мы слишком много говорили о благосостоянии. Мы слишком потакали этой буржуазной идее счастья в сытости, счастья в освобождении от забот… Вы понимаете меня? Господи, избавь нас от забот, а с этим кусочком колбасы я уж сам справлюсь…
