Он съел ягодку и рассеянно, все еще думая о Птицеловах, проглядел следующий лист. «Извлечения из стенограммы судебного процесса». Гм… Это еще зачем? «Обвинитель: Вы не будете отрицать, что вы — образованный человек? ОБВИНЯЕМЫЙ: Я имею образование, но в истории, социологии и экономике разбираюсь очень плохо. ОБВИНИТЕЛЬ: Не скромничайте. Вам знакома эта книга? ОБВИНЯЕМЫЙ: Да. Это из тюремной библиотеки. ОБВИНИТЕЛЬ: Вы читали ее? ОБВИНЯЕМЫЙ: Естественно. ОБВИНИТЕЛЬ: С какой целью вы, находясь под следствием, в тюрьме, занялись чтением монографии „Тензорное исчисление и современная физика“? ОБВИНЯЕМЫЙ: Не понимаю… Для удовольствия!.. С целью развлечения, если угодно… Там есть очень забавные страницы. ОБВИНИТЕЛЬ: Я думаю, суду ясно, что только очень образованный человек способен читать такое специальное исследование для развлечения или для удовольствия…» Что за чушь? Нет, все-таки эту шляпу надо гнать. Зачем он мне это подсовывает? А дальше? Опять стенограмма? Опять процесс? «ЗАЩИТНИК: Вам известно, какие средства выделяют Неизвестные Отцы ежегодно на преодоление детской преступности? ОБВИНЯЕМЫЙ: Не совсем вас понимаю. Что значит „детская преступность“? Преступления против детей? ЗАЩИТНИК: Нет, преступления, совершаемые детьми. ОБВИНЯЕМЫЙ: Я не понимаю. Дети не могут совершать преступлений…» Гм, забавно. А что там в конце? «ЗАЩИТНИК: Я надеюсь, мне удалось показать суду наивность моего подзащитного, доходящую до житейской глупости, его неверную и неполную информированность. Подзащитный выступал против государства, не имея о нем ни малейшего представления, ему неведомы понятия детской преступности, благотворительности, социального вспомоществования…» Прокурор удовлетворенно улыбнулся и отложил листок. Нет, он не шляпа. Действительно, странное сочетание: математика и физика — для удовольствия, а элементарных вещей не знает. Теоретически возможен, конечно, сговор между защитником и подсудимым, но не у нас и не сегодня. Экий ты, Мак, у меня странный простачок. Прямо-таки чудак-профессор из дрянного романа.
Прокурор просмотрел еще несколько листков. Непонятно, Мак, что это ты так держишься за эту самочку… как ее… Рада Гаал. Любовной связи у тебя с нею нет, ничем ты ей не обязан, и общего у вас нет с нею ничего, дурак-обвинитель совершенно напрасно пытается припутать ее к подполью… А ведь как ловко этот лейтенантик использовал твою слабость. Создается впечатление, что, держа ее под прицелом, можно заставить тебя делать все что угодно. Это полезное качество — для нас, а для тебя очень неудобное. Та-ак, в общем, все эти показания сводятся к тому, что ты, братец, раб своего слова и вообще человек негибкий. Политический деятель из тебя бы не получился. И не надо. Прокурор вылез из-за стола и прошелся по кабинету. Кажется, замысел можно осуществить. Кажется, это тот человек, который нам нужен. Он вспомнил своего Мака, — как тот стоит в зале суда у скамьи подсудимых, на целую голову возвышаясь над охраной, его странное подвижное лицо, быстрые глаза, мягкую грацию каждого его движения, и его голос — звучный, наполненный, свободный, и его необыкновенную улыбку, от которой сладкая дрожь идет по телу… Да, это прирожденный вождь. И надо только дать волю воображению, чтобы увидеть за ним зарева пожаров, толпы вооруженных мирян, поверивших в то, что пришел мессия, поваленные башни излучателей, целые провинции, охваченные восстаниями… и сладостная паника наверху, на самом верху, вереницы перемещений и смещений, бессонные ночи, ощущение своей нужности и реального, а не наведенного величия, ощущение реальной власти над реальными людьми, и не над запрограммированными куклами… а потом, когда все мы насладимся, когда снова ощутим горячее течение жизни, когда все это надоест, тогда одним движением пальца, небрежно, шутя, погасить все эти пожары, прекратить хаос, вернуть море в берега… и — триумф, настоящий, неподдельный триумф, гигантский, тщательно разработанный процесс на весь мир, катящиеся головы — и золотое кресло в Зале Совета.
Слабый шорох у двери заставил его вздрогнуть и резко обернуться. Однако это был всего лишь ночной референт.
