Неизвестные Стругацкие - страница 184

в клочья панцирного волка. Зрелище хромосферного протуберанца вызвало у него такой восторг, словно он никогда в жизни не видел ничего подобного. И очень нравились ему любовные сцены, заимствованные Максимом главным образом из литературы специально для того, чтобы дать аборигенам какое-то представление об эмоциональной жизни человечества. В конце концов — ладно, для начала контакта годится и это, и можно только радоваться, что у аборигенов развито ментовидение, но нельзя же ограничиваться только этим. Сейчас еще ничего нельзя сказать о психологии аборигенов, но они — совершенные гуманоиды, может быть даже генетически, и психология их не может сильно отличаться от нашей, и потому тем более удивительно то безразличие, с которым профессор Бегемот относится к другим линиям контакта: взаимному изучению языка — прежде всего, к взаимному — ВЗАИМНОМУ — обмену информацией, и все такое. Либо они находятся на перекрестке неведомых межзвездных трасс, и пришельцы из других миров для них совершенно рядовое явление, ради которого не стоит особенно огород городить, либо у них есть какие-то основания — внутреннего, социального или политического порядка — не торопиться с контактом, и тогда вся возня, которую разводит вокруг ментовизора профессор Бегемот, является просто оттяжкой, в течение которой некоторые высокие инстанции решают мою судьбу.

Трудно было отдать предпочтение какой-то одной гипотезе. С одной стороны — быстрота, с которой явные неспециалисты, люди в форменной одежде (то ли военные, то ли мелкие чиновники) разобрались в ситуации, очень быстро и без ахов и охов быстренько направили его сюда, говорит об определенном навыке обращения с инопланетными существами. С другой стороны — странная и неприятная сцена, имевшая место в дурно пахнущем казенном помещении, когда люди со светлыми пуговицами принялись вдруг вразнобой кричать и вопить неприятными голосами, надсаживаясь до хрипа, а потом Гай, такой симпатичный, добрый, красивый парень, вдруг ни с того ни с сего принялся избивать рыжебородого Зефа, а тот почему-то даже не сопротивлялся, сцена, оставившая самое странное и неприятное впечатление, говорила о возможности какого-то социального неустройства, какой-то социальной болезненности в этом мире, особенно если вспомнить радиоактивную реку, железного дракона на перекрестке, всеобщее загрязнение воздуха и плотность, а равно и неопрятность пассажиров в поезде. По-видимому, хвастаться им здесь было особенно нечем. Отсюда, возможно, изоляция Максима в этом пятиэтажном термитнике с плохой вентиляцией и стремление не к обмену, а к выкачиванию информации. Не исключено, что какие-нибудь негуманоиды, побывавшие здесь раньше, оставили по себе настолько дурное воспоминание, что теперь аборигены относятся ко всему инопланетному с определенным и оправданным недоверием.

В рукописи была и фраза, повествующая о том, что критическая оценка действительности хотя бы изредка, но в этом мире все же присутствовала: «Бой боем, а чистота чистотой. Всякое бывало в истории Гвардии, и было о чем поговорить гвардейцам в казармах после отбоя».

В рукописи Максим говорит Гаю не «На службе одно, дома другое. Зачем?», а «Но ведь это формальность. Нельзя же быть таким формальным. Ты меня любишь, я знаю, а если бы тебе понравился еще какой-нибудь рядовой?», на что получает ответ: «В рядовом мне может нравиться только слепое повиновение и железная…»

О подчинении командиру Гай говорит: «Видишь ли, Мак, — сказал он, старательно отводя глаза от честного взгляда этого милого чудака, — в бою, конечно, всякое может случиться. Но это исключение. А как правило, ты должен согласиться, что начальник всегда знает больше подчиненных. Ведь ты должен согласиться, что я знаю больше любого солдата в секции, кроме, может быть, тебя». А после предложения Максима завезти ребят в казарму и поехать домой — повидаться с Радой, Гай захотел «разразиться двенадцатым параграфом устава внутренней службы и девятым параграфом дисциплинарного устава», но не успел. Во время поездки на грузовике: «Кадет Мак Сим умел сохранять равновесие в любых условиях, но вот помощник капрала, действительный рядовой гвардии Панди большую часть пути провел в воздухе и на коленях соседей. Слово „массаракш“ с самыми различными интонациями доносилось со всех сторон».