В тот же день к вечеру, перевалив Уральский хребет в обратном направлении, мы подъехали к Рассыпухе, где были углеобжигательные печи. Заведующий печами Егоров, сочувствовавший Советской власти, сообщил нам важные сведения о положении в Карабаше. Он рассказал, что туда прибыл отряд чехов и, кроме того, там сформировался местный отряд из служивой интеллигенции, куда вошла и часть завербованных военнопленных.
Подкрепившись и немного отдохнув, мы двинулись в путь. Карабаш обошли стороной, и, идя форсированным маршем, уже к полудню подошли к месту нашего назначения — Красному Камню, что в двенадцати километрах северо-западнее Тютняр. Тут в сосновом бору, между скал, в густом кустарнике расположили свой лагерь. Лошадей первое время треножили и пасли в стороне от лагеря, чтобы не навлекать на себя подозрения.
На второй или третий день эти лошади пропали, и мы не могли их найти. Нас очень обеспокоило, что лошади могли выдать наше присутствие. Они, видимо, ушли в Тютняры, к своим старым хозяевам.
В первую же ночь отправили в Тютняры пятерых разведчиков: Ершова Василия, Каурова Владимира, Пичугова Петра, Каурова Леонида и сына кузнецкого портного Журавкина (который из разведки не вернулся).
На следующее утро вернувшиеся из Тютняр разведчики доставили ценные сведения. Они могли представлять большой интерес для Малышева, и я тут же решил отправить в Златоуст Александра Мучкина, который добровольно вызвался доставить эти сведения.
Прошло несколько дней после отъезда Мучкина. За это время наши разведчики еще несколько раз побывали в Тютнярах и Карабаше, и мы прекрасно были осведомлены о том, что там делается. Но наше пребывание у Красного Камня не осталось незамеченным. В Тютнярах о нашем появлении поползли самые разнообразные слухи. Одних эти слухи радовали, других они беспокоили и пугали. Местные кулаки донесли военному начальству о появлении у Красного Камня отряда красных, и оно послало казачий карательный отряд для ликвидации невесть откуда появившихся красных. К этому отряду присоединилась большая группа добровольцев из числа кулаков и торговцев: Трубачевы, Зимины, Архиповы, Пряхины и прочие. Таким образом, собрался отряд сотни в полторы. Отряд этот возглавил казачий офицер Козлевский. Вояки были полны решимости разгромить ненавистных им красных. Перед выступлением отслужили молебен о даровании победы христолюбивому воинству. Поп Александр Киселев, жирный, как мясник, кропил святой водой карателей и благословлял их на подвиг, а поп Михаил Христолюбов произнес длинную проповедь. Закатывая глаза и поднимая над головой крест, он кричал:
— Крест господен победит богоотступников — большевиков! — и всенародно предавал нас анафеме.
Все подробности этой комедии стали известны нам в тот же день от наших разведчиков. Кроме них, к нам пробралась учительница Катя Истокская. Оставаться в Тютнярах ей было нельзя: за ней тоже охотились каратели, так как она сочувствовала Советам и помогала нам. Предупрежденная родителями своих учеников, Истокская успела скрыться и пробралась в наш лагерь незадолго до прихода карателей. Не желая подвергать Катю опасности, я решил отправить ее в Уфалей; вместе с ней отправлялись братья Кауровы, которые должны были отвезти в штаб собранные нами сведения.
Когда мы уже прощались с нашими посланцами и давали им последние советы, на опушке леса послышались первые выстрелы карателей.
Мы знали, что их сотни полторы. В нашем же отряде осталось всего восемь человек: Ершов, Зимин, Маркин, Денисов, Димитрин, Пичугов П., Пичугов Г. и я. Вот и все наше «войско».
Услышав выстрелы, партизаны тоже защелкали затворами, но я категорически приказал не стрелять. Ребята не поняли приказа и с удивлением посмотрели на меня.
— Стрелять не надо. Не будем обнаруживать себя, — разъяснил я свое приказание. — Если мы себя обнаружим, нас окружат и переловят, как курят. Надо замаскироваться и зорко наблюдать за ними, потом видно будет, что надо делать.
Каратели еще немного постреляли и осторожно двинулись по береговой дорожке в глубь леса, в сторону дома лесника, который находился недалеко от скалистого берега, отвесно спускавшегося к озеру Увильды. Этот высокий обрыв назывался Красным Камнем за свой красноватый цвет. Дом лесника, или, как его называли местные жители, кордон, добротный рубленый пятистенник, был обнесен высоким тесовым забором. В заборе имелось двое ворот, передние и задние. Задние всегда были закрыты на внутренний засов, передние закрывались редко.
