Глава 7. Здесь можно и осесть
В семь утра Том понял, что голоден. Трассу уже заняли машины, и он переместился на край дороги, порой уходя на обочину. Бег его был невероятно быстр и привлекал к себе внимание, на самом же деле бежал он вполсилы, мелким шагом.
Навстречу вырастал большой город, стали попадаться любители трусцы, приходилось быть осторожным. Когда Том, обгоняя, вихрем проносился мимо, у любителей трусцы от изумления отваливалась челюсть.
Очутившись на окраине, Том сбавил скорость, а потом, углубившись в каменные джунгли, и вовсе перешел на шаг. Народу уже было порядочно — сшибешь кого, криков не оберешься.
На пороге закусочной, откуда волнами шел аромат жареного мяса, он вдруг обнаружил, что в карманах ни цента, только документы. Ни денег, ни кредитной карточки.
Желудок, однако, требовал своего.
Он решительно вошел. Забегаловка была солидная, на тридцать столиков, и половина их, несмотря на рань, была занята. Ребятишки (женщин не было) жрали шницеля, лангеты, сосиски, куриные грудки. В изобилии поглощали жареную картошку, бобы, омлеты, гороховые и овсяные каши. Челюсти их работали, как жернова. Лысый верзила, обогнавший всех с мясом, запихивал в рот изрядный ломоть яблочного пирога.
— Лангет, — бросил Том пожилой буфетчице. — С картошкой. Лучше два лангета.
— Хоть три, — ответила буфетчица, которая видела в окно, как Том хлопотал по карманам. — Деньги давай.
— Нету, — сказал Том. — Такая вот оказия. Может, в долг?
— Тогда вали, — отрезала буфетчица.
— Что, Роза, пристаёт? — спросил лысый сквозь пирог.
— Денег у него, видишь ли, нету, — сказала буфетчица.
— Давай, парень, вали отсюда, — посоветовал лысый.
— Вали, вали, — поддержали его из-за столиков.
Да тут, никак, собралась команда.
В памяти всплыло: «Параграф 20. Товарно-денежные отношения подменяют отношения нравственные и дискредитируют Моральный Кодекс. Следует объяснить землянам пагубность такого положения и его бесперспективность в плане духовного развития личности».
Откуда это? — подумал Том. Саламанта? Что-то знакомое, кто такой Саламанта?.. Чего тут рассусоливать — взять вот этот ближайший лангет, он самый прожаренный, и стрескать.
«Правило второе: не укради», — всплыло в памяти.
Том схватил мясо, оторвал зубами порядочный кусок, начал быстро жевать.
— Во гад, — сказал белобрысый парнюга — весь в наколках.
Лысый встал, подошел вразвалку, умело ткнул кулачищем Тому в живот. И зашипел от боли, живот у Тома был, как каменный.
Том вновь откусил от мяса и улыбнулся, глядя на верзилу ясными глазами.
— Пресс, говоришь? — сказал лысый и с размаху ударил Тома по физиономии.
И промазал. Кто-то сдержанно хохотнул. Лысый, шипя, начал массировать плечо.
Белобрысый поспешил на помощь, разогнался, как носорог, Попади — смёл бы Тома к чертовой бабушке, но не попал. Со всей дури врезался в буфетную стойку и повалился на пол.
Том взял вторую порцию. Как ни быстро это было сделано, глазастая буфетчица углядела. Вернее, она углядела в руке у Тома новый лангет и немедленно заверещала:
— Караул, грабят.
Тут уже все повыскакивали из-за столиков.
Образовалась куча-мала, каждый норовил дотянуться до Тома. Сопение, бормотание, увесистые шлепки, охи, ахи.
Через минуту всё кончилось.
Здоровяки, лихо поколотившие друг друга, ворочались на полу, лысый верзила сидел, привалившись к стене, и смотрел целым глазом (второй заплыл) на Тома, который дожевывал у стойки лангет. На Томе не было ни царапинки, ни пылинки.
Дожевав, Том деловито взял со стойки стакан апельсинового сока, выцедил, оттопырив мизинчик, аккуратно поставил стакан на место и сказал:
— Спасибо, мэм.
Потерявшая дар речи буфетчица что-то пискнула в ответ.
— Мистер, — сказал лысый, шепелявя (верхняя губа у него раздулась и оттопырилась). — К нам не примкнёте?
— Нет, шеф, — ответил Том. — Извините, шеф.
