– Чего тебе?
– Извини, что так рано.
– Да, рановато.
– Ты спал?
Пересилив себя, я выдавил довольно отчужденно:
– Да, я решил сегодня выспаться.
– Знаешь, мне что-то тревожно.
Я вспомнил все его радостные завывания по поводу того, что он вот-вот станет дедом. Меня тоже радовала эта перспектива. Я решил для себя: с появлением внука у Савушки, разрешу себе отправиться на волю из мною же придуманной виноватой клетки. Придумаю повод и пос сорюсь. Хватит!
– Что, осложнения у Катьки?
– Да, нет, беременность протекает нормально. Я про другое.
– Про какое? – Я чувствовал, как растет мое раздражение.
– У тебя не бывает такого чувства, что все как-то не так?
– Не понимаю. – Я принялся поцокивать ручкой по списку Пятиплахова.
– Люди стали немножко как бы другие. Ведут себя как-то…
– Как?! – Я с трудом сдерживался: а может, взять и прямо сейчас послать его – чем не повод для ссоры?!
– Так сразу и не скажешь. А может, это со мной что-то, а Жень?
– «Со мною что-то происходит»? – Я перешел со стула на диван, только лежа я мог продолжать эту беседу.
– Нет, не про то я.
– Ты телевизор смотришь?!
– Зачем? Тут природа. Иволга какая-нибудь свистнет, и мне достаточно этого сигнала – живем!
– О том, что тут у нас происходит, ты, значит, не в курсе?
– Что там у вас? Черкизовский рынок закрылся? Тоже мне событие.
– Слушай, ты мне надоел, я иду спать.
– А-а, ты спал? Ты бы все же выбрался.
– Не люблю природу.
– Я уже, Жень, не про природу. Глянешь своим взглядом на здешних людей, может, хоть ты растолкуешь, в чем с ними дело. Или со мной.
– Так что с ними? Пример приведи какой-нибудь, факт.
– Не-ет, ты не понимаешь, это тоньше чем факт… Это, знаешь, полувзгляд, интонация человека меняется, всей личности тонкий порядок. Такие души, такие люди! И глубина, и простота. Русский человек – это ведь омут, но в глубине – бьет родник.
– Пиши, Савушка, стихи.
Он вдруг тяжело, протяжно вздохнул:
– Сжег я все.
Только бы удержаться и не сравнить его с Гоголем.
– Почему?
– Да дрянь это все. Незачем.
И он повесил трубку.
Некоторое время я матерился. Влез, вторгся, все затопил своей бездарной унылостью. Что он не поэт, я знал слишком давно… Может ли быть поэт по имени Савелий? С сегодняшнего дня я разрешаю себе не считать своей проблемой качество его текстов. Прочтет какую-нибудь очередную утреннюю дрянь – обматерю.
Стоп!
Кольнуло в глубине сознания. Не про то я сейчас. Не про то. Савушка мне что-то подсказал, а я не понял. Чувство превосходства ухудшает мысленный обзор.
Вот оно – до Савушкиной Мстеры отсюда километров… порядочно, а ведь он тоже что-то почуял. Неужели башня Кувакина добивает и туда?! Или дело все же не в башне? Оно дотянулось?
Я посмотрел на свой список: – он больше не казался мне «секретным материалом». Скорей всего, природа происходящего… Я встал и заметался по квартире. А ведь неплохо бы взглянуть сейчас на Савушкиных мужичков. Впрочем, если не видел их никогда прежде, как замечу разницу?
Тупик? Остается только ждать? чего ждать? откуда?
То, что придет, почти наверняка будет труднопереносимо, оно вмешается не только в порядок жизни, но и захочет нарушить что-то и в моем сознании. Что из этого соображения следует? Надо подготовиться! К чему? Будем считать это неизвестное – противником, поэтому нужны рвы, надолбы, ежи. Если ошибусь, переплачу за страховку, не страшно. Хуже, если окажусь голышом перед внезапной метелью.
Итак, надо произнесть слово. Кривляясь от острого чувства неловкости, хотя и некому было за мной наблюдать, я выдавил: конец света. Сколько раз произносил это за последние дни, и ничего внутри не царапало. Потому что произносил не всерьез. А вот когда приперло… Знаю теперь: «современный человек» – это человек, который не в состоянии произнести эти слова всерьез. Душит стыд. Даже не сами слова, а смысл, смысл, стоящий за словом принять всерьез никак невозможно. Так, говорить о смерти и бояться смерти – не одно и то же. То есть я сейчас должен в известном смысле «умереть». Думать и вести себя так, словно «конец света» есть то состояние, в которое постепенно и неуклонно приходит окружающий мир.