– Ну? – спросил Пятиплахов.
– Предлагают работу. Я же журналист. Опять все то же. Необъяснимости какие-то.
– А что такое?
– Это Сагдулаев.
– Знаю эту гадину.
Я пропустил мимо ушей.
– У него все люди в разгоне, черт-те что творится в городе, а тут поступила информация – в Новогиреево осажден детский дом, в том смысле, что куча родителей, родителей в перспективе, явилась и требует, чтобы им отдали всех, кто там есть. Мол, дети, всякий ребенок должен иметь семью.
– Согласен, – сказал серьезно генерал. – Только без процедуры, без проверки – нельзя.
– Да, но там даже не в этом дело. Есть информация – правда, непроверенная – этот детский дом получил какую-то огромную сумму на свой счет. Детский дом этот теперь миллионер, понимаешь?! Если разберут детей, что делать с деньгами?
– Коллизия, – генерал выпил.
– Н-да. – Было ясно, что опять влезло оно.
– Поедешь?
– Кажется, мы еще недоговорили.
– Правильно кажется.
Он встал, сходил в угол комнаты, пощелкал какими-то запорами у меня за спиной и вернулся с листком бумаги, и очередной, почти пустой бутылкой. Заставил меня еще раз выпить, прежде чем дал листок в руки.
Это был список.
Это был удивительный список.
– Клиенты «Аркадии», – пояснил генерал.
Я потрясенно читал. Сплошь очень известные имена. Артисты, митрополиты, телеведущие, путешественники, поэты, политики… Голова у меня работала как сканер, то есть я был, конечно, слегка пьян, но все читаемое навсегда и намертво отпечатывалось в сознании. Несколько раз я удивленно поднимал глаза на Пятиплахова, когда палец мой утыкался в совсем уж удивительное имя. Генерал невозмутимо кивал: да, братец, да.
– Клиенты, пациенты… Даже иностранцы. Элтон Джон, Мишель Уэльбек… Это что-то вроде элитного наркологического диспансера?
– Нет-нет. Не совсем так. Мы с большой долей уверенности можем сказать только то, что все эти люди были гостями, визитерами, клиентами указанного заведения.
– А какие именно процедуры они там принимали…
– А вот это пока не раскрытая тайна, – улыбнулся вдруг Пятиплахов. Как-то нехорошо улыбнулся.
Я снова углубился в список.
– Ипполит Игнатьевич, этот мой старичок, сказал мне, что там есть помещение, где стоят саркофаги – так он назвал, кажется, – куда укладывают людей, и что с ними там происходит – можно только догадываться. Похоже на солярий, но что там на самом деле делают с головами…
Генерал снова усмехнулся:
– Вполне может оказаться, что это просто солярий.
– Может. А может, там, наоборот, выкачивают какие-то виды психической энергии, группируют ее, суммируют, а потом – я же говорил, там стоит вышка, высокая вышка – транслируют в сторону города.
– Как ты сказал – группируют?
– Да. Тут же у тебя в списке кого только нет. Есть люди очень даже хорошие: детские доктора, клоуны, писатели для детей, из них можно «накачать» светлых мыслей. А есть ведь типы типа Сухорукова, артиста, или вот, зам-начальника Новороссийского порта, ростовский судья с двадцатилетним стажем, из них светлых, чистых мыслей, наверно не выдавишь.
– Возле фамилии Сухорукова – видишь? – вопрос. То ли был, то ли не был. А насчет того, что все детские писа те лиге не ра торы только светлых мыслей, я бы не спешил утверждать. «Только если ты безразличен к ребенку, можешь стать для него авторитетом».
Я не стал возражать. Понятно, что мое предположение было как-то совсем примитивно. Сменил тему.
– А скажи… Извини, конечно, если не туда лезу. Почему вы не встряхнете эту контору, уже двести лет как подозрительную? Или хотя бы агентуру туда не впихнете.
– Лезешь не туда, но я тебе отвечу. Это очень частное, очень закрытое заведение. И у него есть кураторы, и сидят эти кураторы там, куда мой взгляд, например, не проникает. Кое о чем я догадываюсь, но не скажу тебе, о чем именно. Нужна команда, а у меня нет команды.
Кстати, о таком варианте я мог и сам догадаться. Разумеется, какой-то секретный эксперимент. Я случайно оказался поблизости, и не факт, что это пойдет мне на пользу. Кстати, а вообще меня выпустят отсюда? Что-то больно откровенен секретный генерал с журналюгой, пусть и однокорытником в прошлом.