«Нехороший» дедушка - страница 78

– Что, плохо? – заглядывала мне в глаза Майка юннатским взглядом. Ей хотелось знать, а не помочь.

Но я уже брал себя в руки. И взял.

Но делать-то что?!

У Сагдулаева был. С Петровичем связывался утром, он в Перми.

Гукасян с Коноплевым тоже отпадают. Коноплев не безнадежен, но не хочу. Я вспомнил наш тройственный разговор, и то, как он говорил о «конце света». Он вроде бы и поддерживал всерьез этот разговор, и умудрялся смотреть на меня невыносимо снисходительно. Он будет разговаривать, но незаметно издеваясь.

И не к Нинке же.

Что ты будешь говорить, оставалась одна Василиса. И это после взвешивания всех обстоятельств! Да, морочу хорошему человеку умную голову и волную доброе сердце, и, главное, – напрасно. Я ничего не сделаю для тебя, Василиса! Потому что еще одно доброе дело в твой адрес – и точка невозврата! Я прибегну к тебе как чистейший эгоист, почти упырь.

Но мне не на кого больше надеяться!

Позвонил.

– Приезжай, конечно. Буду после девяти.

Это плохо. Накатила новая волна рефлексии: я вынужден буду явиться к ней без подвижной защиты в виде беспардонного ребенка. До девяти Майка перекочует к матери. Василиса будет разговаривать со мной об этом разгорающемся пожаре непонятных повсеместных знаков, а думать будет понятно о чем.

Так зачем ты прешься к девушке? Зачем заново взбаламучивать уже почти отстоявшийся водоем?

Нет, я не могу, совсем не могу в данный момент оставаться один.

Сдав беззаботную неунывающую девочку ее молчаливой, мрачноватой матери с рук на руки, я помчался к специалистке по староверам.

Мы не сказали с Ниной ни слова, обменялись только кивками головы. Я бежал от памятника Крупской в сторону Чис тых прудов, испытывая сильное облегчение. Я понял, что Нинка все-таки сволочь. И не в утренних ее похождениях дело. В конце концов это ее дело. Интересно, как она обходится с нами, мужьями? Устроила себе этакий гарем-наоборот, повзрослевшая Гюльчатай. Один муж – кормит дочь, другой – развлекает, третий – таскает по подземным переходам и следственным изоляторам? Такая изобретательная никогда не пропадет. И Майка не пропадет.

И хватит об этом. Это боковое, это частность. Надо подумать о глобальном. А это сложно. Надо думать о глобальном, но так, чтобы не разделить участь подполковника.

Василиса вела себя великолепно. Ровно, спокойно. Заварила хорошего чаю. Села напротив на кухне, но никакого тебе подпирания румяной щеки ладонью, никаких всепонимающих взглядов. Слушала не перебивая, или перебивая по делу. Не стала высмеивать или преувеличенно ахать: вот, оказывается, что творится с нашим городом! Только по поводу одного эпизода выказала явное фи – «зачем же ты к спиритам придурошным потащился?». Я думал, она начнет слишком православно и самодовольно смеяться над тем, что у них начались проблемы в части духоизвлечения. Как представитель более авторитетной и конкурирующей корпорации, она могла бы и не упускать этого случая. Но проявила деликатность. Не стала, правда, скрывать, что история ее изрядно позабавила. И в самом деле, если вдуматься – ситуация комическая: забастовка на том свете.

Закончив, я отхлебнул остывшего чаю, потом откинулся на спинку кухонного диванчика, как бы говоря: ну и что теперь мне со всем этим делать?

Василиса встала из-за стола, начала наполнять чайник. Было понятно по ее округлым, уверенным движениям, что ответ у нее есть, и даже давно, и она думает только над тем, как обставить его подачу.

Я, немного злясь на нее за церемонность, набрал телефон Пятиплахова. Так, на всякий случай. Делал это я уже раз десять за вечер, и все с одним результатом. И тут вдруг сработало!

– Привет.

– А, ты.

Генерал узнал меня сразу, ничуть не удивился звонку, и даже торопливо мной сказанное – поговорить бы – его не спугнуло.

– А приезжай.

И положил трубку. Куда приезжай? Я кинулся снова набирать, но наткнулся на прежнюю глухую стену.

Василиса села на свое место. Я раздраженно тыкал и тыкал пальцем в потные цифры. Опять глухо. Подняв взгляд на хозяйку, увидел, что она все же не удержалась – в глазах у нее заискрился всепонимающий женский взгляд. Мол, суетись, прыгай, улетай, а я ведь все равно лучше всех знаю, что тебе надо. Вот ведь, даже не подозревает, что со мной происходит, а ведет себя так, будто знает. Все-таки бабы дуры, даже самые лучшие специалистки по церковному расколу.