Что ж, это уже был конкретный разговор. Наконец-то девчонка проявила интерес.
– За соответствующую плату, разумеется, – сладким голосом добавила Аманда.
Тони мысленно застонал. Его могли подвести любые другие части тела, но только не нос. Он глубоко вздохнул.
– Мой редактор уполномочил меня предложить вам пять тысяч фунтов за ваш рассказ, – сказал он.
– Передайте ему, пусть катится к черту, – ответила Аманда. – Я хочу семьдесят пять тысяч, или рассказ уйдет к кому-нибудь другому.
– Ни одна газета не предложит вам больше, как вы не понимаете? – Тони почувствовал раздражение. – Пока они не узнают всех подробностей, ваш рассказ не купят. Как иначе можно судить о том, что он стоит таких денег?
– Он стоит, не волнуйтесь, – с самодовольной улыбкой сказала она.
– Ну, это уж позвольте мне решать. – Тони начинал выходить из себя; девчонка раздражала его своим высокомерием и упрямством. – Послушайте, – рявкнул он, – такие деньги платят только за сенсации. Материал должен быть объемным, чтобы мы имели возможность публиковать его, по меньшей мере, в трех воскресных выпусках.
Аманда наблюдала за ним, не скрывая своего презрения.
– Как вам известно, моя мать, всемирно известная кинозвезда, отказалась от меня при рождении. Отец, видный парламентарий, консерватор, не желает иметь со мной ничего общего. Что еще более сенсационного вы ждете?
– Пикантных подробностей.
– Что ж, я могу и их предложить.
– Тогда несите их прямо в Книгу рекордов Гиннесса, – блеснул остроумием Тони. – На свете мало кто помнит, что с ними происходило в младенчестве.
– Нет, – раздраженно сказала Аманда, – я имею в виду недавние события, вы, болван.
Нюх Снеллера начал подавать сигналы. Грубость Аманды Тони не задевала, это все было издержками эго работы.
– И что же это за события? – насмешливо спросил он, пытаясь ее раззадорить и выудить подробности. – Ума не приложу, что уж могло такого произойти, чтобы это можно было оценить в семьдесят пять тысяч фунтов.
– А что вы скажете об изнасиловании? – холодно спросила Аманда.
Мозг Снеллера лихорадочно заработал.
– Каком еще изнасиловании? – усмехнулся он, отчаянно пытаясь завуалировать свой интерес.
– Я-то знаю, а вот вы теперь ломайте голову, – поддразнила она. – Закажите-ка мне еще шампанского.
– Мне надо позвонить, – сказал Тони, вставая из-за стола. – Заказывайте что хотите. Я скоро вернусь.
И он поспешил к телефону.
– Дело дрянь, Трев, – докладывал он через несколько минут шефу. – Девчонка держит язык за зубами. Она не собирается называть имя своего отца. Я чувствую, тут пахнет делами и почище – она намекнула на изнасилование, но подробности не выкладывает.
– Что?! – Хотя голос Тревора и звучал несколько искаженно, в нем явно угадывалось волнение, а взволновать Тревора могли только чрезвычайные обстоятельства. – Ты сказал, изнасилование? Ты имеешь в виду, что отец, видный парламентарий, изнасиловал собственную дочь?
– Именно на это она и намекнула. Думаю, не врет.
– Черт возьми, так выведай же во что бы то ни стало, кто он, – ревел в трубку Тревор.
– Я пытаюсь, Трев, но она хочет денег. Много денег.
– Хорошо, – устало произнес Тревор, – предложи ей тридцать тысяч. Но информация должна стоит того. Сообщи о результатах. – И он бросил трубку, не дожидаясь ответа. Тони застыл на месте, тупо уставившись на телефон. Возвратившись в бар, он застал Аманду за очередным коктейлем.
– Могли бы и мне заказать, – раздраженно бросил он, взглянув на свой пустой стакан. И продолжил: – Хорошо, тридцать тысяч, и это наше последнее предложение. Хотите – принимайте, хотите – нет.
– Я принимаю, – тотчас ответила она. Снеллер не Берил ушам своим. Быстро, пока она не передумала, он достал свой портативный магнитофон и приосанился, настроившись на работу.
– О'кей, – сказал он, – я готов.
– Какие гарантии, что я получу деньги? – спросила Аманда.
– Получите, не волнуйтесь.
– Меня изнасиловал любовник моей матери, – спокойно произнесла она. Тони Снеллер от изумления еле удержался на стуле.
– Что?! Не Фентон ли?
– Да, Роб Фентон.
Эта новость превосходила все самые смелые ожидания Снеллера. Тем не менее он постарался скрыть свой восторг под маской сочувствия и дружеского участия.