Хизер: В какое время ты завтра заканчиваешь работать?
Трой: А что? Передумала насчёт свадьбы? Хочешь сбежать со мной?
Хизер: Очень смешно. Нет, Кэм будет у тебя в 15:15, чтобы обсудить важное предложение.
Трой: Кэм, говоришь? Должно быть, это что-то серьёзное.
Хизер: Как всегда, когда дело касается её. Подумай об этом, прежде чем отказаться.
Трой: О нет. Ты же не отправляешь её, чтобы привести в порядок мой гардероб, правда? Я могу и сам погладить своё нижнее белье.
Хизер: Ржунимагу. Будь дома к 15:15.
Трой: Ок.
Камрин стиснула зубы и встала. Она была уже на полпути к кухне, когда Хизер заговорила:
— Что? Ты же не сказала «нет».
Когда Камрин повернулась, Хизер была в розовом кукольном платьице и с косичками. Огромные чёрные веснушки усеивали её нос. Некоторое напряжение спало с Камрин, и потом образ исчез.
— Я говорю это сейчас. Нет.
— Ну же, сестрёнка. Все получится.
Нет, не получится. Трой ни за что не пойдёт на этот фарс. И даже если он согласится, для него это будет ещё одна шутка. Но, вопреки распространённому мнению, её жизнь — это не шутка.
Она могла быть грустной и жалкой, но никак не шуткой.
Уроки жизни согласно Камрин:
Семейные древа, изобилующие сумасшедшими, и в подмётки не годятся моему. У меня темпераментная семья. Наполовину эмоциональная, наполовину — ненормальная.
В ту же секунду, когда её сестра отперла входную дверь их семейного дома, Эмили влетела внутрь на полной скорости, её косички подпрыгивали на ходу.
— Бабуля, дедуля, у тёти Кэм сгорела работа. И она получила эрекцию!
Камрин шагнула внутрь, бросив чемодан у своих ног. И через пару секунд зажмурила глаза, потому как восьмидесятипятилетняя Нана выплюнула изо рта кофе со скоростью, превысившей зарегистрированную скорость света.
Хизер бросилась к креслу Наны и похлопала её по спине, чтобы остановить приступ кашля.
— Боже, Эмили. Ты ещё хуже, чем проверка орфографии на айфоне. У тёти Кэм не сгорела работа, а её уволили[7]. И это не эрекция, а эвикция[8].
Лысина её отца заблестела в лучах, пробивавшихся сквозь окно солнца, когда он покачал ею в смущении.
Её мама вошла в небольшую гостиную с кухни, с бигудями в волосах и переброшенным через плечо полотенцем.
— У тебя сгорела работа? И при чём тут эрекция?
Камрин подошла к Нане и поцеловала её в щёку.
— Ты в порядке? Нужны таблетки для сердца?
Нана махнула рукой.
— Прекратите суетиться. Я старая, а не мёртвая. И без эрекции твоя мама не появилась бы на свет, знаешь ли.
— СМИ, Нана, — проговорила Хизер.
— Это МРТ, тупица! — заявила Нана. — И с моим бедром все в порядке. Так сказал врач на прошлой неделе.
— Нет, Нана, — раздражённо ответила Хизер. — СМИ — значит «слишком много информации».
— А зачем ты тогда спрашиваешь о результатах?
Добро пожаловать домой.
Камрин вздохнула и села рядом с отцом на единственный предмет, который был древнее, чем ковёр — на диван. Он был чуть светлее тёмно-коричневого ворсистого ковра, который, согласно старым семейным фотографиям, когда-то был белым. Дома ничего не изменилось.
— Камрин Кович, я жду ответа, — потребовала её мать.
Она подумала ответить первой строчкой из «Кто на первой», но передумала. Её семья не уловит ироничного сходства между ними и «Эбботт и Костелло»[9].
— Я получила освобождение от работы с понедельника. А мою квартиру вместе со всем жилым зданием продали. Мне придётся переехать.
Глаза её матери сузились до щёлочек. Руки на бёдрах сжались в кулаки. Камрин ждала, когда из ноздрей повалит пар и затопает нога. В любую секунду она набросится как бешеный бык. Жаль, что шторы не красные. Тогда она могла бы сорвать их и перенаправить этот натиск на них.
Но вместо того чтобы наброситься, мама хмыкнула:
— И какое отношение это имеет к эрекции?
— Никакого, мама. Не обращай внимания.
— Что ты такого сделала, что тебя уволили? — Это уже папа.
— Бюджет урезали.
— Где ты собираешься жить? — спросила мама, гнев исчез с её лица, и его заменило беспокойство. Беспокойство было хуже гнева.
— Она не будет жить в моей комнате, — заявила Нана. — Она храпит.
— Мама, пожалуйста, — проговорила мама. — Камрин ввязалась в очередную передрягу. Неважно, храпит она или нет.
