История всякого места — это история населявших его людей и событий, с этими людьми связанных. В общем, нас мало интересует то, к чему не приложено какое-либо человеческое безобразие, на чём нет окровавленных зарубок рыцарского меча, где не смешивались девичьи слёзы с церковным вином или, на паршивый конец, не была брошена какая-нибудь бессвязная фраза, ставшая первой строчкой песни в исполнении группы «Резервация Здесь», например. Нас мало волнуют места, где не ступала нога хотя бы пещерного человека. Нас волнует судьба. Драма. Фарс. Преступление. Что угодно, лишь бы с участием себе подобных. Нас волнуют наши собственные представления. Без человека мир — пустая сцена, на которую взирают безмолвные звёзды. И мы не способны оценить величие этого спектакля. Вселенная мертва, если некому увидеть её жизнь. Если некому оценить философскую тоску далёкого потока созвездия Плеяд, некому услышать шорох прилива, ласкающего каменный вал крымского Симеиза, некому даже просто замолчать, поразившись васильковым горизонтом Валдайской возвышенности. Наши чувства — последнее звено в цепи совершенства. Без них — всё бессмысленно. Вот, местный колдырь Бенчик, бредёт, позвякивая «хрусталём», к приёмному пункту стеклопосуды…Он неразумен, ничтожен и слаб. Его мизерный мир ограничен турникетами завода «Красный октябрь» — с одной стороны и винным лабазом на улице Фабрициуса — с другой. Ничто иное ему не ведомо. Гаечный ключ № 17 кажется ему самым важным творением человеческого разума и человеческих же рук. Не его героический путь освещает факелом римская Беллона, не его укрывает она щитом и не ему вручает бич и меч. Вырученной мелочишки хватает Бенчику ровно на то, чтобы стать вкладчиком пол-литровой банки чудовищного виноградного настоя. И когда он подавит в себе естественный рвотный рефлекс после пролитой внутрь отравы, когда он закурит ядовито чадящий «Беломорканал», когда душа его расфиксируется и по нервам пробегут лёгкие пальчики арфистки, он обернётся вокруг и взгляд его, случайно, на одно лишь неуловимое мгновение, задержится на оплёванной вишне, цветущей возле гастронома, и смутно и необъяснимо осознает её красоту… О суровые боги Гардарики! Не обижайтесь и смиритесь — в ту самую секунду ничтожный Бенчик уравняется с вами. Ибо он тот, кто смог оценит творение ваше. И если всё человечество исчезнет вдруг, поражённое вирусом Н5 N1, и чудом сохранится один лишь Бенчик с чадящей беломориной в нечищеных зубах, последующий род людской будет чтить его, как нынешние люди чтят Ману или Моисея. И для вас, боги, нет его дороже, потому что он смог поразиться творчеством вашим. Без него вы — квартира, где не с кем выпить и не о чем вспомнить.
А вспомнить было что.
Вначале был котлован. Слоящиеся останки деревенских домов, густо перемешанные с гробовыми гвоздями и расколотыми черепами древних тушинских поселенцев, загребались зубастой челюстью экскаватора «МЭЗ» и вываливались в кузова самосвалов, отбывающих в дальнейшую неизвестность. Святая детвора, всегда ошивающаяся на парадах марширующих машин, хохоча, пинала ногами уцелевшие черепушки, стараясь засадить ими в некое подобие футбольных ворот. На глубине второго ковша строители обнаружили странную закопку: металлический снарядный ящик времён Второй мировой, внутри которого находились лакированные штиблеты для исполнения чечётки, разорванная надвое фотография обнажённого мужчины средних лет, сутуловатого, с брюшком и с татуировкой Молотова на левой стороне груди. Ко всему перечисленному прилагался клочок подгнившего тетрадного листа в косую клетку с лаконичной записью: «Ушла в парикмахерскую». Наверное, это был мобильный алтарь сумасшедшего. Не обнаружив ничего более ценного, строители отшвырнули находку в яблоневые заросли и приступили к закладке фундамента. Но на этом история таинственной закопки не завершается, а плавно перетекает в историю о девушке, младший брат которой отыскал в яблоневых зарослях ту самую снарядную коробку со штиблетами, фотографией и запиской. Девушку звали Ксюха Вампи. Юношу звали Жендос. А штиблеты… Да чёрт с ними, со штиблетами.
