— Амон берет тебя под свою руку и ведет к священным водам, что отмоют тебя дочиста и преобразят тебя.
Жрец повел молодую чету к священному водоему; там он велел им наклониться и смыл с них масло. Придворные, которые были допущены в храм, стояли безмолвно, не шевелясь. Даже дети понимали, что могут никогда более не увидеть ничего подобного.
— Царь Аменхотеп и царица Нефертити! — провозгласил верховный жрец. — Да дарует вам Амон долгую жизнь и процветание!
Когда мы взошли на баржи, чтобы вернуться из храма Амона в Мальгатту, солнце все еще стояло высоко. На пути из Карнака Аменхотеп зачарованно разглядывал мою сестру: как она говорит, как улыбается, как запрокидывает голову и смеется.
— Мутни, иди сюда! — весело позвала сестра. — Аменхотеп, это моя сестра, Мутноджмет.
— У тебя кошачьи глаза, — заметил молодой фараон. — Твоя сестра мне об этом говорила, но я не верил.
Я поклонилась. Интересно, что еще Нефертити успела ему сказать?
— Я очень рада встрече с вами, ваше величество.
— Мой муж рассказывал о храмах, которые он построит, — сказала Нефертити.
— Когда-нибудь, Мутноджмет, когда я стану фараоном и Верхнего, и Нижнего Египта, я возвышу Атона надо всеми богами. Я построю ему храмы, которые затмят все, что когда-либо строилось для Амона, и избавлю Египет от жрецов, отнимающих его золото, чтобы возвеличить себя.
Я взглянула на Нефертити, но та не стала мешать мужу.
— Сегодня фараон Египта не может принять решение без жрецов Амона. Фараон не может отправиться на войну, построить храм или возвести дворец без согласия верховного жреца.
— Ты хочешь сказать — без денег верховного жреца? — уточнила Нефертити.
— Да. Но это изменится. — Аменхотеп встал и посмотрел на нос баржи. — Моя мать уверена, что мое почитание Атона со временем пройдет. Но она ошибается. Даже мой отец в конце концов поймет, что именно Атону предназначено привести Египет к славе.
Я передвинулась так, чтобы встать поближе к тете, критически изучающей свою новую невестку. Тетя — грозная женщина — поманила меня пальцем и улыбнулась.
— А ты храбрая, раз осмелилась разговаривать с военачальником Нахтмином при моем сыне, — заметила она, потом похлопала по стоящему рядом с ней креслу, и я села.
— А что, они враги? — спросила я.
— Мой сын не любит войско, а Нахтмин только о нем и думал с самого детства.
Мне хотелось побольше расспросить тетю о военачальнике Нахтмине, но ее интересовала совсем другая тема, связанная с Нефертити.
— Ну-ка, Мутноджмет, — небрежно произнесла она, — расскажи, что там мой сын обсуждает с твоей сестрой?
Я поняла, что мне следует тщательно подбирать слова.
— Они говорят о будущем, ваше величество, о планах, которые Аменхотеп желает претворить в жизнь.
— Интересно, а в эти планы входят храмы Атона?
Я потупилась.
— Так я и думала, — протянула Тийя и повернулась к ближайшему слуге. — Найди визиря Эйе и приведи его ко мне.
Я осталась сидеть. Когда пришел отец, для него принесли другое кресло. Мы посмотрели на Нефертити: она сидела на носу баржи и оживленно беседовала с мужем. Просто не верилось, что до сегодняшнего утра они были едва знакомы.
— Он говорит об Атоне! — яростно произнесла тетя. — Он возвращается из храма Амона и все еще бормочет о чем-то, что его дед некогда вырезал на столбиках кровати и на щитах!
Я никогда еще не видела тетю такой разгневанной.
— Он развалит страну, Эйе. Мой муж не будет жить вечно! Твоя дочь должна научиться управлять им, прежде чем он станет еще и фараоном Верхнего Египта.
Отец посмотрел на меня:
— Что говорит Нефертити?
— Она слушает его, — ответила я.
— И все?
Я прикусила язык и кивнула, так что не произнесла ни слова лжи.
Эйе повернулся к сестре:
— Дай ей время. Прошел всего лишь день.
— За день Птах создал мир, — отрезала тетя.
Все мы понимали, что она имеет в виду. За день ее сын может всех уничтожить.
По возвращении в Мальгатту мы с Нефертити переоделись в новые платья для празднования коронации. Ипу с Мерит сновали вокруг нас, словно кошки, разыскивая сандалии, которые подошли бы к нашим нарядам, и подкрашивая нам глаза черным и зеленым. Мерит с благоговейным трепетом взяла корону Нефертити и возложила ее сестре на голову — а мы с Ипу смотрели, затаив дыхание. Я пыталась представить себе, каково это: быть царицей Египта и носить на голове изображение священной кобры.
