— Ай! — взвизгнула она, задрыгав ногами, когда моя ладонь с размаху припечаталась к круглой попе. — Ай! Ай! Ай! — ещё, ещё и ещё раз. — Прекрати! Больно же!
— Это кому тут больно? — возмутился я. — Я вот, между прочим, руку об тебя отбил!
— Так тебе и надо, садист! — тут она злорадно хихикнула и снова взвизгнула после нового шлепка.
Не знаю, что там ощущала Маринка, а у меня ладонь и правда горела. Поэтому от продолжения экзекуции я уже скоро отказался, перейдя от кнута к прянику, в нашем случае — от шлепков по задничке к её поглаживанию. Барышня попыталась вертеться, за что была шлёпнута еще раз, не так уже сильно, затем мои поглаживания перешли под юбку, Маринка протяжно охнула и приподняла попу, чтобы мне было удобнее её гладить.
— Может, всё-таки поможешь даме раздеться? — томно поинтересовалась она через какое-то время.
В процессе оказания затребованной помощи мы всячески раззадоривали друг друга, что называется, словом и делом, и потому с избавлением от одежды началось такое… Подробности я, уж извините, приводить не буду, даже не просите. Скажу лишь, что такую отвязанную и образцово-показательную незакомплексованность, это чтобы не сказать грубее, я ни у кого из многочисленных своих прежних подруг припомнить не смог.
…Когда у меня получилось не только посмотреть на часы, но и понять, что именно они показывают, я даже не поверил своим глазам. В полный хлам мы умотались чуть меньше, чем за три часа, успев за это время не помню уже сколько раз побывать на пике наслаждения.
— Н-ну ты силё-о-он… — кое-как произнесла Маринка, с трудом усевшись. — Отделал так отделал…
— Ну знаешь, что-то другое с такой, как ты, было бы просто неприличным, — одарил я её ответным комплиментом.
— С такой, как я?! — вскипела она. — Это кто это и когда это у тебя была такая, как я?!
Нет, ну вот же зараза! Уж я её, казалось, совсем заездил, так нет же, ещё остаются силы к словам цепляться.
— Да у меня таких целое войско было, — говорил я подчёркнуто пренебрежительно, очень, однако, внимательно, следя за Маринкиным лицом, и едва на нём стали проступать первые признаки бури, тут же пояснил: — В мечтах.
— Ох, добрая я сегодня что-то, — с облегчением выдохнула Маринка. Она, похоже, и сама была рада устранению повода для скандала. — Прощаю. Давай, веди даму в ванную…
После водных процедур на Марину напал конкретный жор. Все пирожные, кроме одного, чудом доставшегося мне, она слопала с устрашающей скоростью.
— Я не толстею, я восстанавливаюсь, — пояснила она, заметив моё лёгкое обалдение. — Слушай, а мы правда в Зухов поедем?
— Ну, если Авдеев оформит приглашение, то поедем.
— Вот было бы классно пожить в малюевском небоскрёбе! — размечталась Марина, сладко потянувшись.
— Да уж, неплохо бы, — согласился я.
— Жалко деньги с продажи терять, — вздохнула она. — Но интересно же!
Терять ей жалко, понимаешь… Как будто она их уже имеет! Но вслух объяснять разницу между «терять» и «не получать» я не стал. Куда интереснее было любоваться голой Маринкой — одеваться она так и не стала. Зато стоило мне подумать и решить, что всё произошедшее с нами можно и нужно повторить, как она сразу же вспомнила, что завтра у неё деловая встреча с Диллингером, и надо бы перед ней отдохнуть и набраться сил, а сделать это по-настоящему можно только дома. Засобиралась, в общем.
На мою шуточку насчёт того, пройдёт ли деловая встреча с немцем в том же формате, что и со мной сейчас, Маринка неожиданно выдала крайне жёсткий, пусть и в мягкой упаковке, ответ:
— А это, Пашенька, не твоё дело. Пока не твоё. Хочешь получить право задавать мне такие вопросы — ты уж постарайся, ладно?
И что это было такое? — думал я, проводив Маринку. Впрочем, ясно я понимал одно: как бы ни сложилось у нас дальше, скучно с этой блондинкой не из анекдота мне точно не будет.
Ах, да… Не знаю, какого цвета стринги надевала Маринка в день нашего знакомства, но сегодня на ней были ослепительно-белые. Можно сказать, свадебные…
* * *
Уставшая и довольная, Марина плюхнулась в кресло. Уфф, день сегодня у неё выдался нелёгким, зато полезным. С Фридрихом Диллингером она встретилась с утра в галерее, с которой сотрудничала последние несколько лет. Сложностям, возникшим с покупкой «Рассвета в Зухове», немец, понятное дело, не обрадовался, и это она ему ещё не сказала, какие именно нарисовались сложности… И правильно сделала, что не сказала, не всё и не всем надо знать. Зато за две других доступных Заплавской картины Малюева господин Диллингер предложил такие цены, что и владельцы сразу же согласились их продать, и её комиссионные выглядели более чем привлекательно. Дальше они с Диллингером и юристом заехали к обоим, и сейчас комиссионные смотрелись ещё лучше, потому что уже упали ей на карту, а обе картины ожидали своего отбытия в Германию в кабинете той самой Эльвиры Максимовны, через постель которой Марина попала в галерею.
