Захваченные врасплох немцы и не пытаются взлетать, потому что нет ничего беспомощнее на свете, чем истребитель на взлете или посадке. И противнику ничего не остается делать, как только стискивать кулаки в то время, как «лагги» методично и совершенно спокойно утюжат беззащитную технику на поле аэродрома.
Каждое звено заходит по нескольку раз. Пока одни работают, другие прикрывают их. Такая карусель продолжается несколько минут. Но этого достаточно. Скоро в наушниках раздается командирский голос: «Домой!»
Отрадная картина представляется глазу. Еще не рассветало, еще сливается в сплошную полоску кромка недалекого леса, а мы уже выполнили первый урок. Внизу хаос и паника. Перерыто воронками все летное поле. Ярко пылают заправленные еще с вечера «мессершмитты». Им теперь уже не суждено взлететь. Время от времени раздаются взрывы. Это загораются и рвутся баки с горючим.
Позднее такие неожиданные налеты мы стали применять для того, чтобы блокировать вражеские аэродромы и дать отработать нашим бомбардировщикам.
Чем ближе враг подходил к Ростову, тем ожесточеннее становились схватки в небе. Напряженные воздушные бои шли над мостами и переправами через Дон. В первую очередь фашисты стремились разрушить железнодорожный мост и перерезать дорогу, связывающую центральные районы страны с Кавказом.
Усилиями наших наземных войск и авиации наступление 1-й танковой армии противника было остановлено. В тот же день командование юго-западного направления обратилось в Ставку Верховного Главнокомандования с просьбой провести наступательную операцию. Ставка не возражала, но предупредила, что усилить войска Южного фронта не может и необходимо рассчитывать только на собственные силы.
По числу дивизий советская группировка превосходила вражескую, однако противник имел двойное преимущество в танках. Для поддержания наступающей группировки были выделены основные силы авиации Южного фронта под командованием генерал-майора авиации К. А. Вершинина.
Не останавливаясь на подробностях кровопролитных боев, скажу, что это первое наше контрнаступление позволило не только сбить врага, но и отбросить его на пятнадцать-восемнадцать километров.
Новый командир полка с первых же дней поставил дело, как мы тогда говорили, «на конкретность». Ему неважен был боевой вылет вообще, он добивался от каждого летчика конкретных результатов. Поэтому вечером при подведении итогов дня он придирчиво выспрашивал, кем что сделано. И летчики постепенно привыкли фиксировать результаты своей работы. На вопрос командира полка отвечают:
– Подбил два бронетранспортера!
Или:
– Разбил паровоз!
– А как заметил, что разбил?- допытывается Телегин.
– Пар поднялся, товарищ командир. Потом взрыв.
Но зато горе тому, кто атаковал сумбурно и палил, сам не видя куда.
Каждый вылет должен был приносить результат. Каждая пуля, каждый снаряд должны были находить врага. Все действия, вся наша жизнь должны быть подчинены одной единственной цели – уничтожать захватчиков, гнать их с нашей земли.
Но, требуя конкретности, результативности, Федор Телегин в то же время по-отечески опекал молодых неопытных пилотов. Бывало частенько собирал он нас, уже стреляных летчиков, и заявлял:
– Вот что, братва. Сегодня молодежь будет дома сидеть. У немцев такие звери появились! Как пить дать собьют. Пошли сегодня одни «старики». И, как правило, вел «стариков» сам.
Случай этот произошел с Федором Телегиным поздней осенью, когда битва за Ростов достигла своего высшего накала.
В одном из воздушных боев нам удалось отбить и посадить на свое поле несколько «мессершмиттов». Вражеские машины достались нам совершенно целенькими.
В повседневных буднях войны пленные солдаты, офицеры, а то и генералы противника не являются из ряда вон выходящим событием. Но чтобы пленить самолет, заставить летчика капитулировать, вынудить его совершить посадку на вражеском аэродроме – такое случается не часто.
Вначале бой завязался почти над линией фронта. Сейчас трудно припомнить, но, кажется, потери были как с той, так и с другой стороны. Мы ожидали встречи с опытными немецкими асами, и на задание полетели одни «старики».
