Знаете, бывает такой сканирующий взгляд, как детектор, счетчик или металлоискатель? Вот именно таким взглядом он окинул мои часы. Мне их мать отдала перед отъездом. Ей часто дарят, как ей кажется, ненужный хлам. А я донашиваю. Часы за несколько тысяч долларов. Я опять же повторяю, что я не богатая и даже не сильно обеспеченная, просто мама моя небожительница, а я с сачком по лужайке жизни бегаю.
Мне кажется, мой первый клиент сопоставлял факторы и прикидывал, во сколько я ему обойдусь. За час.
Мы снова намертво встали в пробку, на этот раз уже на Страстном бульваре. Я решила, что это повод или хотя бы причина, чтобы выйти покурить — все равно он далеко не уедет.
— Ну рассказывай, почему ты села именно в мою машину? Ты же чем-то руководствовалась, совершая этот выбор? — Он резко перешел на «ты».
— Мне показалось, что ты бы заплатил больше всех.
— А как же дорогой «Рэндж-ровер», что стоял рядом? Мне кажется, правильнее было бы сесть туда.
— И нарваться на брюзгу и неврастеника? Ну уж нет!
Все — я собралась с духом и вышла в духоту поддаваться пагубной привычке.
— Куда ты? — Он схватил меня за руку, не давая уйти.
— Покурить. Не волнуйся — не убегу.
— Как тебя звать-то?
— Света! — пусть будет так.
Да будет свет, то есть Света. Звезда… Нет, сегодня просто звезда.
Я вышла из машины и закурила сигарету. Так странно, я не додумалась взять с собой сумку, телефон или ключи от дома, но схватила мамины сигареты и зажигалку.
Мой первый клиент включил аварийку. Это было так галантно и трогательно, что я решила сделать ему скидку, окончательно вжившись в роль.
Солнце било по глазам, а мозгов опустить очки мне не хватило. Мне было грустно и больно, мне хотелось отомстить всему миру. Мне хотелось страдать, чтобы потом предъявить эти страдания и найти виноватых, не догадываясь, что это будет только моя боль, моя сначала, может, но далеко не факт, потом она отголосками вознесется к ней и снова вернется, и в конце будет тоже моя боль. Проще говоря, полное правообладание чувством. Ничтожным таким чувством.
Он вышел из машины в вечернее пекло. Такая она, эта Москва, один шаг — и ты на обочине ада.
Все-таки высокий.
— Меня, кстати, Макс зовут. Давай я с тобой покурю.
— Тебя угостить сигаретой?
— Угости.
Я протянула ему пачку и зажигалку. Последний предмет он очень тщательно осмотрел, как будто делал свои выводы.
— Так куда поедем? К тебе или к тебе? — Макс, теперь уже можно называть его по имени, смотрел на меня, с четким ожиданием, что сейчас я назову ему адрес. А еще я чувствовала, что он понимает мой блеф.
— Давай лучше к тебе.
— Не боишься?
— А должна?
Он не ответил. В конце концов, всем бы умирать от рук (и не только рук) таких красивых маньяков.
— Мы поедем за город смотреть мой дом.
— Ты меня изнасилуешь и закопаешь?
— Первое вряд ли, второе — только по желанию.
Мы стояли и молчали.
— Обычно в такие моменты девушка спрашивает точный адрес и сообщает его по телефону вышестоящим.
— А я сама по себе. И телефона у меня нет.
— У тебя верхняя пуговица оторвалась. Резко расстегивала?
Да, с театральным выходом из машины на глазах матери я перегнула пуговицу.
Он посмотрел на мою рубашку. Я чувствовала кожей, как он анализирует происходящее и прекрасно понимает, как я в спешке ее расстегивала.
Только не сдаваться.
Как меня отец в детстве учил — сила воина в его безупречности. Думаю, данная теория применима и ко лжи.
Я вздрогнула от прикосновения Макса. Он с силой выдрал нить, на которой висела пуговица.
— На, — он протянул мне ее, потом положил пуговицу в центр моей ладони, заботливо прикрыв пальцами, — в карман убери, приедем, пришьем!
Предугадывая его вопросы, я начала отвечать:
— Рубашка подделка. Стоит копейки — выкину и все.
— Врешь.
— Почему ты так думаешь?
— Иначе бы ты выкинула пуговицу, но ты убрала ее в карман. Хорошее тебе воспитание дали — научили ценить вещи.
Я промолчала.
Он так пристально и заботливо на меня смотрел. Так пристально, что мне хотелось провалиться в канализационный люк или даже в саму канализацию.
У Макса были русские черты лица и все та же русская интеллигентность во взгляде, по которой я так скучала в Лондоне. Не было глубоких морщин, кожа была на уровне двадцатилетних. Он был мужественно упитан, никакого жира и никакой худобы. Широкие плечи.
