исчезли; Диодор[111], который отражает нужное время и рассказывает главным образом о Филиппе, мало говорит об Александре до начала его правления. Для первых двух десятилетий, составляющих почти две трети жизни Александра, единственным дошедшим до нас источником служит Плутарх, а также немногие упоминания ретроспективного порядка в других исторических трудах. Плутарх не ссылается на Птолемея в этом разделе жизнеописания, возможно, потому, что тот не был непосредственным свидетелем юности Александра.
Сведения из Плутарха даны в книге на соответствующем историческом фоне. Я использовала, с известной долей скептицизма, речи Демосфена и Эсхина. Некоторые анекдоты о Филиппе и Александре взяты из «Рассказов о царях и военачальниках» Плутарха и немногие – из «Атнея».
Я обозначила возраст, в котором Александр принимал персидских послов, на основании их письменно засвидетельствованного удивления по поводу того, что вопросы его были не детскими. Насчет характера Леонида и того, как он обшаривал постель и одежду мальчика, разыскивая, не спрятала ли мать в них какие-нибудь лакомства, Плутарх приводит собственные слова Александра. Из других учителей, о которых сказано, что число их было велико, по имени упомянут еще только Лисимах (Феникс). Плутарх, кажется, не слишком высоко его ценит. Отношение к учителю Александра описано. Во время знаменитой осады Тира Александр совершил однажды длинную вылазку к горам. «…Лисимах повсюду сопровождал Александра, ссылаясь на то, что он не старше и не слабее Феникса. Когда воины Александра приблизились к горам, они оставили коней и двинулись дальше пешком. Все ушли далеко вперед, но царь не решался покинуть уставшего Лисимаха, тем более что наступал вечер и враги были близко. Ободряя старика и идя с ним рядом, Александр с немногими воинами незаметно отстал от войска и, когда стало темно и очень холодно, остановился на ночлег в месте суровом и опасном. Вдали там и сям виднелись костры, разведенные неприятелем. Александр… рассчитывая на быстроту своих ног, побежал к ближайшему костру. Двух варваров, сидевших возле огня, царь поразил мечом, затем, выхватив из костра головню, он вернулся к своим»[112]. Враги, посчитавшие, что войско Александра близко, отступили, а Лисимах спал у огня. Леонид, оставшийся в Македонии, получил всего лишь вьюк дорогого ладана с ироническим дарственным посланием и сказал по этому поводу, что отныне ему нет нужды скупиться на фимиам богам.
Высказывание Филиппа о том, что Александру следует стыдиться петь так хорошо, особенно перед публикой, почерпнуто у Плутарха, который утверждает, что мальчик никогда больше не выступал. Родовая междоусобица сочинена автором; мы не знаем, где и когда Александр впервые участвовал в сражении. Видимо, это можно отнести ко времени его регентства. В шестнадцать лет на Александра было возложено в Греции командование отрядом важного оперативного значения, в полной уверенности, что опытные войсковые части подчинятся его приказам. К этому времени они наверняка уже хорошо его знали.
Встреча с Демосфеном в Пелле полностью придумана. Однако совершенно достоверно, что оратор, который, как последний из выступающих, имел несколько часов времени, чтобы подготовиться, потерял самообладание и сбился после нескольких неуверенных фраз. Несмотря на то что Филипп его подбодрил, продолжать Демосфен так и не смог. В этом отношении Эсхину можно верить, поскольку имеется восемь свидетелей его рассказа; подвергся ли он порицанию, узнать невозможно – они были уже давними врагами. Демосфен не любил говорить экспромтом, но нет видимых оснований считать, что его принудили к этому. Об Александре он вспоминал со злобной неприязнью, примечательной по отношению к такому юнцу. Также Демосфен насмехался над Эсхином за то, что тот за ним шпионил.
Укрощение Букефала изложено Плутархом в мельчайших подробностях, и так и тянет предположить, что для автора источника это был любимый послеобеденный рассказ об Александре. Мое единственное допущение – что с лошадью в последнее время дурно обращались. По утверждению Арриана, ей было уже двенадцать лет; вряд ли вероятно, чтобы коня, известного злым норовом, предложили царю. Греческих боевых коней тренировали очень тщательно, и в данном случае это, само собой, уже было сделано. Но я не могу поверить в назначенную за этого коня астрономическую цену в тринадцать талантов. Строевых лошадей использовали очень недолго (хотя Александр содержал Букефала до тридцати лет). Филипп мог заплатить такую огромную сумму за своего победоносного олимпийского скакуна, и обе истории впоследствии объединились.
