Эсхин после этого долго ходил посмешищем Афин. А такие вещи не забываются и не прощаются.
Голос Эсхина усилился; речь шла к концу. Демосфен почувствовал на лбу холодный пот. Он сосредоточился на вступительной тираде, которая должна была привлечь внимание слушателей и скрепить бедное рушащееся здание его речи. Но Персей поглядывал с фрески насмешливо. Царь сидел спокойно, поглаживая бороду. Антипатр что-то вполголоса сказал Пармениону. Мальчик глубоко запустил пальцы в волосы.
Ловко, незаметно Эсхин обыграл ключевой период заготовленного Демосфеном финала. Потом поклонился. Его поблагодарили.
– Демосфен, – возгласил распорядитель, – сын Демосфена из дема Пеании.
Демосфен поднялся и начал, словно бросаясь в пропасть. Чувство стиля оставило его совершенно, он был рад, что помнит хоть сами слова. Уже почти в самом конце к нему вернулась способность соображать; он увидел, как залатать дыру. В этот миг легкое движение отвлекло его. Впервые за все время мальчик поднял голову.
Завитые локоны, распустившиеся еще до того, как он запустил в них руку, превратились в спутанную копну, дыбом поднимающуюся надо лбом. Серые глаза были широко открыты. Мальчик едва заметно улыбался.
– Рассматривая вопрос широко… вопрос широко… рассма…
Голос Демосфена пресекся, рот открылся и закрылся, слышно было только дыхание. Все навострили уши. Эсхин, приподнявшись, похлопал его по спине. Мальчик смотрел прямо на Демосфена – понимающе, ничего не упуская, ожидая продолжения. От его лица исходило чистое холодное сияние.
– Рассматривая вопрос широко… Я… Я…
Царь Филипп, пораженный и сбитый с толку, уловил только то, что ему предоставляется случай проявить великодушие:
– Мой гость, не торопитесь. Не надо беспокоиться, через пару минут дыхание к вам вернется.
Мальчик чуть наклонил голову к левому плечу; Демосфен вспомнил его позу. Серые глаза, широко открытые, оценивали его позор и страх.
– Попробуйте обдумать все постепенно, – добродушно сказал Филипп. – Вернитесь к началу. Нет нужды смущаться, как делают это актеры в театре, забывшие свою роль. Уверяю вас, мы можем подождать.
Что за игра кошки с мышью? Немыслимо, чтобы мальчик не рассказал всего отцу. В ушах звучали слова: «Обещаю, ты умрешь».
Шепот пробежал среди послов; речь Демосфена содержала важные моменты, еще не затронутые. Ключевые места, если бы только он мог их припомнить…
Охваченный мрачной паникой, Демосфен последовал совету царя, пытаясь вернуться мыслями к вступлению. Губы мальчика слабо, беззвучно, насмешливо дрогнули. Голова Демосфена стала пустой, как высушенная тыква. Он выговорил: «Простите» – и сел.
– В таком случае, благородные афиняне… – заключил Филипп и подал знак распорядителю. – Когда вы отдохнете и подкрепитесь, я дам вам ответ.
За дверью Антипатр и Парменион принялись обсуждать, как выглядели бы послы в кавалерийском строю. Филипп, направляясь к библиотеке, где он оставил свою уже написанную речь (в ней были допущены пробелы на случай необходимых дополнений после речей послов), почувствовал на себе взгляд сына. Он кивнул; мальчик прошел за ним в сад, где, в умиротворяющей тишине, они остались одни среди деревьев.
– Можешь отлить, – сказал Филипп.
– Я ничего не пил. Как ты советовал мне когда-то.
– Да? Ну, как тебе Демосфен? – спросил Филипп.
– Ты был прав, отец, – ответил Александр. – Он трус.
Филипп опустил полу хитона и оглянулся; что-то в голосе сына заинтересовало его.
– Что с ним случилось? Ты знаешь?
– Этот актер, который выступал перед ним, – ответил Александр. – Он украл его речь.
– Как ты узнал?
– Я слышал, как Демосфен репетировал в саду. Он говорил со мной.
– Демосфен? О чем?
– Он подумал, что я раб, и хотел знать, не шпионю ли я. Потом, когда я ответил на греческом, он решил, что я чей-то жопка. – Он прибегнул к казарменному словечку, которое первым пришло на ум. – Я не сказал ему, кто я. Решил подождать.
– Чего?
– Когда он начал говорить, я поднял голову, и он узнал меня.
С явным удовольствием мальчик наблюдал, как улыбка медленно освещает лицо отца: щербатый рот, здоровый глаз и даже слепой.
– Но почему ты ничего мне не сказал? – поинтересовался Филипп.
