Филипп сделал паузу, наслаждаясь взволнованным торжествующим молчанием сына. Для мальчика, упивавшегося рассказами о мести с тех пор, как он стал понимать человеческую речь, – а ни один старый дом или клан в Македонии не обходился без собственных историй такого рода, – это было не хуже театра.
– А когда явился царь Ксеркс, Александр сражался с ним? – спросил мальчик.
Филипп покачал головой:
– К тому времени Александр сам стал царем; он знал, что не сможет противостоять персам. Вместе со своим войском он был вынужден присоединиться к великой армии Ксеркса, как прочие сатрапы. Но накануне великой битвы у Платей он сам ночью выехал из лагеря, чтобы выдать грекам диспозицию персов. Возможно, он спас Элладу.
Лицо Александра вытянулось. Он нахмурился и наконец с отвращением сказал:
– Да, он был умным. Но я бы лучше дал сражение.
– Неужели? – ухмыльнулся Филипп. – Я бы поступил так же. Будем живы, кто знает, может, так оно и выйдет. – Он поднялся со скамьи, одергивая свой белоснежный гиматий с пурпурной каймой. – Во времена моего деда спартанцы, чтобы укрепить свою власть над югом, заключили договор с Великим царем. Ценой тот назначил греческие города в Азии, тогда еще свободные. Доныне никто не смыл этого черного позора с лица Эллады. Невозможно было противостоять Артаксерксу и спартанцам одновременно. И говорю тебе: города не обретут свободу до тех пор, пока греки не объединятся под предводительством одного военачальника. Дионисий Сиракузский[19] мог бы стать таким человеком, но у него было достаточно забот с карфагенянами, а его сын – олух, который потерял все. Но время придет. Ладно, поживем – увидим. – Филипп кивнул, улыбаясь. – И это огромное безобразное чудище – лучшее, что ты мог подыскать себе среди собак? Я повидаюсь с охотником, и он отыщет тебе пса с хорошей кровью.
Мальчик прыгнул, загородив ощетинившуюся собаку, и крикнул:
– Я люблю его! – В его голосе звучала не нежность, а вызов на смертельный бой.
Раздраженный и разочарованный, Филипп сказал:
– Хорошо, хорошо. Нет нужды кричать на меня. Пес твой, никто не причинит ему вреда. Я хотел сделать подарок.
Последовала пауза. Наконец Александр натянуто сказал:
– Спасибо, отец. Но я думаю, мой пес будет ревновать и загрызет другую собаку. Он очень сильный.
Пес ткнулся носом Александру под мышку. Они стояли бок о бок, одной стеной. Филипп пожал плечами и направился к дому.
Александр и собака принялись бороться, катаясь по земле. Пес сбивал мальчика с ног, сдерживая свою мощь, словно играл с подрастающим щенком. Наконец, сплетясь в клубок, они задремали на солнце. Александру снился зал в Эгии, с разбросанными кубками, блюдами, подушками; персы лежали в лужах запекшейся крови, как троянцы на фреске в комнате его матери. У дальней стены, где македонцы избивали остатки свиты, сражался приехавший с послами юноша – последний, кто оставался в живых. Он один отбивался от десятка нападающих. «Остановитесь! – крикнул сын царя. – Не смейте трогать его, он мой друг!» Когда пес, зачесавшись, разбудил его, Александр и персидский юноша уезжали вдвоем на лошадях с разукрашенными недоуздками, чтобы осмотреть Персеполь.
Теплый летний день клонился к вечеру. На соленое озеро Пеллы упала тень от выстроенной на острове крепости, в которой хранилась казна и помещались темницы. По всему городу в окнах домов мерцали лампы. Раб из числа домашней челяди вышел с огнем, чтобы зажечь огромные смоляные факелы, которые держали сидящие у подножия дворцовой лестницы каменные львы. На равнине раздавалось мычание скота – стада гнали домой; в горах, обращенных к Пелле своими покрытыми тенью восточными склонами, серую тьму прорезали искры отдаленных сторожевых огней.
Александр сидел на крыше дворца, глядя на город, лагуну и крошечные рыбачьи лодки, направляющиеся к причалам. Для него уже наступило время ложиться спать, и он держался подальше от глаз няни. Если удастся повидать мать, она, быть может, позволит ему не спать. Рабочие, чинившие крышу, ушли по домам, не убрав своих лестниц; такой случай нельзя упускать.
Александр сидел на черепице пентелийского мрамора, завезенного царем Архелаем; под ним был водосточный желоб, между колен – антефикс