Передай от меня привет солдатам, которых я возглавлял под Херонеей, и тем, кто был со мной во Фракии. И не забудь человека, которого я спас под Перинфом, во время мятежа аргивян. Ты знаешь его имя. Прощай.
Сидя в своем кабинете, где он обычно просматривал бумаги, Филипп скомкал письмо и швырнул его на пол; потом нагнулся, припадая на больную ногу, поднял, тщательно разгладил и запер в ларец.
Лазутчики один за другим приносили с запада тревожные вести, но ни одного факта, чтобы зацепиться. Всегда одни и те же имена небольшого тесного союза. Птолемей: «Ах, если бы я мог открыто взять к себе мать Александра, сейчас Филипп запел бы по-иному». Неарх: «Александр как хороший моряк, он стал бы капитаном, будь поумнее». Гарпал: «Я никогда не доверял этой хромой лисе, но мальчик распорядился по-своему». Эригий… Лаомедон… Гефестион, что же, куда пойдешь без своей тени. На мгновение Филиппом овладела печальная и негодующая зависть человека, который верит, что всегда искал совершенной любви, но не может понять, что скупился платить по-настоящему.
Новости были разными; имена никогда не менялись. Александр со своим отрядом побывал в крепости Коса, в крепости Клита, который настолько приблизился к месту верховного царя, насколько Иллирия могла это позволить; они побывали на границе с Линкестидой. Александр вышел на побережье и, говорят, справлялся о кораблях на Керкиру, в Италию, Сицилию, даже Египет. Его людей замечали в областях Эпира. Шли слухи, что Александр закупает оружие, нанимает копьеносцев, тренирует армию в каком-то лесном логове. Всякий раз, когда Филиппу нужно было перегруппировать войска для войны в Азии, приходило тревожное сообщение, и на границу приходилось посылать отряды. Без сомнения, мальчик поддерживал связь с друзьями в Македонии. На бумаге военные планы царя остались неизменными, но его военачальники чувствовали, как он медлит, ожидая следующего донесения.
Крепость гнездилась на скалистых берегах Иллирийского залива, густо заросшего лесом. Александр смотрел вверх, на окутанные ночной тьмой, черные от копоти стропила. Этот день, как и предыдущий, он провел охотясь. Его тростниковая постель в отведенном гостям углу зала была полна блох. Здесь, посреди собак, грызущих оставшиеся от ужина кости, спали холостяки. Голова у Александра постоянно болела. От дверей тянуло сквозняком, освещенное луной небо, казалось, полнилось сиянием. Он встал и завернулся в одеяло – запачканное, все в прорехах; его собственное, хорошее, украли несколько месяцев назад, едва ли не в самый день его рождения. В кочевом лагере у границы Александру исполнилось девятнадцать лет.
Он пробрался между телами спящих, об кого-то споткнулся; человек сонно выругался. Снаружи узкий вал окружал голый утес. Скала обрывалась прямо в море, далеко внизу вокруг валунов вскипал смутно поблескивающий прибой.
Александр узнал звук шагов за спиной и не обернулся. Гефестион прислонился к стене рядом.
– Что случилось? Не можешь заснуть? – спросил Гефестион.
– Я проснулся.
– У тебя опять колики?
– Там воняет, – поморщился Александр.
– Зачем ты пьешь эту собачью мочу? Лучше лечь трезвым.
Александр взглянул на него, как пес, готовый заворчать. На его руке отпечатались следы зубов недавно убитого леопарда. Весь день царевич провел в движении, но теперь стоял неподвижно, глядя вниз, в головокружительную бездну моря. Наконец Александр сказал:
– Так больше продолжаться не может.
Гефестион нахмурился, вглядываясь в ночь. Однако он рад был это слышать, как ответ на вопрос, который страшился задать.
– Да, – сказал он. – Вряд ли может.
Александр поднял несколько камешков со стены и кинул их в мерцающие волны. Не показалось ряби, не донеслось ни единого звука, даже когда камешки ударялись о скалу. Гефестион оставался недвижим. Он просто был рядом, как велело ему предчувствие.
– Даже хитрость лисицы, – сказал Александр вскоре, – через какое-то время иссякает. И когда она принимается за старые трюки во второй раз, сеть уже наготове.
– Боги часто посылали нам удачу, – заметил Гефестион.
– Время истекает. Такое чувство, что впереди война. Ты помнишь, как Полидор
