– Один мальчик сказал мне, – выкрутился Александр, – что, приветствуя Великого царя, люди должны простираться ниц. Но я ответил ему, что он лжет.
– Изгнанники могли бы объяснить вам, царевич, всю мудрость этого обычая. Наш владыка повелевает не только многими народами, но и многими царями. Хотя мы и называем их сатрапами, некоторые из них царской крови, и предки их правили от своего имени, пока их страны не были присоединены к империи. Великий царь должен возвышаться над другими царями так же, как те – над своими подданными. Склоняясь перед ним, подвластные цари должны чувствовать не больше стыда, чем склоняясь перед богами. Если бы Великий царь не казался ровней божествам, его власть вскоре бы ослабла.
Мальчик выслушал и кивнул.
– Что ж, здесь у нас не ползают по земле перед богами, – ответил он вежливо. – Так что вам нет нужды делать это перед моим отцом. Он не привык к этому, ему это безразлично.
Послы с трудом сохранили серьезность. Мысль о том, чтобы пасть ниц перед этим варварским вождем, предок которого был подданным Ксеркса (и к тому же изменником), была слишком смехотворна, чтобы оскорбить их.
Управляющий, видя, что беседе пора завершиться, вышел вперед, поклонился ребенку – который, по его мнению, вполне этого заслуживал – и сообщил о неотложном деле, ждущем сына царя за пределами зала Персея. Соскользнув с трона, Александр попрощался с послами, правильно назвав каждого по имени.
– Сожалею, что не смогу вернуться. Мне нужно ехать, – сказал он. – Некоторые из пеших гетайров – мои друзья. Сарисса – очень хорошее оружие для сплошного фронта, так говорит мой отец; задача в том, чтобы научиться легко владеть ею. Поэтому царь и проводит учения. Надеюсь, вам не придется долго ждать. Пожалуйста, спрашивайте все, что нужно.
Уже за порогом, обернувшись, Александр увидел устремленные на него прекрасные глаза юноши и приостановился, взмахнув на прощание рукой. Послы, возбужденно переговаривавшиеся на персидском, слишком увлеклись беседой и не увидели молчаливый обмен улыбками.
Этим же днем, позднее, Александр возился со своим псом в дворцовом саду, посреди резных урн с Эфеса – редкостные цветы, посаженные в них, погибли бы в суровые македонские зимы, если б урны не заносили внутрь. От расписанного портика наверху к нему спускался отец.
Мальчик подозвал к себе бегавшую по двору собаку. Они ожидали бок о бок, настороженные и подобравшиеся; пес навострил уши. Филипп сел на мраморную скамью и поманил Александра, поворачиваясь к нему зрячим глазом. Слепой теперь зажил, лишь на месте раны осталось бельмо. Этому изуродованному стрелой глазу царь был обязан жизнью.
– Иди, иди сюда, – сказал Филипп, обнажая в ухмылке крепкие белые зубы со щербиной. – Расскажи-ка мне, что тебе наговорили послы. Я слышал, ты задал им пару трудных вопросов. Что они ответили? Сколько войска будет у Оха в случае нужды?
Филипп говорил на македонском, хотя обычно разговаривал с сыном по-гречески, для пользы его образования. Не скованный чужим языком, мальчик увлеченно перелагал речи послов: о десяти тысячах Бессмертных, о лучниках, копьеносцах и воинах, вооруженных топорами; он сообщил также, что лошади под всадниками могут понести, испугавшись запаха верблюдов, и что цари в Индии ездят верхом на черных безволосых зверях, таких огромных, что на их спины можно водрузить башни. Здесь Александр искоса взглянул на отца. Он не желал показаться легковерным. Филипп кивнул:
– Да, слоны. Люди, чьи слова были достойны, как я мог убедиться, доверия, ручались мне, что такие звери существуют. Продолжай, все это весьма полезно.
– Послы утверждали, что люди, приветствующие Великого царя, должны ложиться на землю лицом вниз. Я сказал им, что ты этого не потребуешь. Я боялся, что послов осмеют.
Филипп запрокинул голову и, хлопая себя по коленям, разразился утробным хохотом.
– Они этого не сделали? – спросил мальчик.
– Нет, ведь у них было твое позволение. Даруй то, чего нельзя избежать, и тебе же будут благодарны. Ну, им повезло: они отделались от тебя удачнее, чем послы Ксеркса от твоего тезки, во дворце Эгии. – Он сел поудобнее. Александр ерзал, беспокоя собаку, уткнувшуюся носом в его лодыжку. – Когда Ксеркс навел мост через Геллеспонт и обрушился со своими полчищами на Грецию, он начал с того, что разослал своих послов во все стороны, требуя у племен землю и воду. Горсть земли за страну, фляга воды за реку; это был знак капитуляции. Наша страна находилась как раз на его пути на юг; мы неминуемо оказались бы у него за спиной, и он хотел быть уверенным в нашей покорности. Он послал семерых послов. Это происходило в те времена, когда правил первый Аминта.
