школу, а я за новенькую вступился, она живёт на Ленинградской, у нас грязь по
уши, ботики не фасон, а необходимость. «Ну, Ванай, ты пропал!» – решил Тюк.
Так оно и вышло, я в Лилю влюбился и решил покорить её. Чем?
Успеваемостью. В коридоре возле каждого класса вывешивались большие листы с
фамилиями учеников и с цветными полосками за отметки: отлично – красная,
хорошо – жёлтая, посредственно – синяя, плохо – чёрная. У меня были сплошь
красные. Но как Лиля узнает, что самый сплошь красный в 6-м «А» это именно я?
Проблема. Однажды на перемене со мной заговорил Алексей Степанович Кипоть,
классный руководитель 6-го «Б», мой дальний-предальний родственник, а она,
пробегая мимо, стрельнула в мою сторону синими своими глазами. Ей нравился,
конечно, Алексей Степанович, молодой учитель, его вся школа любила, он только в
прошлом году окончил пединститут. Пусть начинает хотя бы с моего родственника,
а потом и меня заметит. Теперь я боюсь, как бы случайно не появилась у меня на
щите полоска жёлтая. Сижу дома и учу, зубрю, а в школе гордо прохожу мимо щита.
И вдруг вижу, в 6-м «Б» против фамилии Власова – тоже сплошь красные полоски.
Ни-че-го себе!
Прошла зима, а я так и не заговорил с ней. И вот весна, март, теплынь, и
настал тот долгожданный день. Прозвенел звонок, вышли на улицу, она с
девчонками, я с мальчишками, идём весело, беззаботно, девчонок всё меньше,
мальчишек всё меньше, а нам шагать дальше всех, мы на самой окраине. С улицы
Фрунзе на улицу Ташкентскую, потом на Ключевую и вниз, в сторону мельницы. По
Ключевой текла речка с гор через весь город и на самой окраине давала силу двум
мельницам, ближней и, примерно через километр, дальней. Шагаем с Лилей, она
впереди, я сзади. Чего мне стоило нагнать её и спросить о чём угодно: что вам
задали по литературе, или нет ли, мол, у тебя книжки Жюль Верна? Да миллион
вопросов можно придумать. Но я ненормальный, иду молча, и хорошо, что нам
далеко идти. Прошли по Ключевой, прошли мимо хлебного ларька, она на него
посмотрела, я тоже посмотрел, миновали ближнюю мельницу, она посмотрела на
старое колесо, я посмотрел, спустились в овраг. Вот уж где грязища непролазная.
Если бы она застряла тут в своих ботиках, я бы вмиг подскочил, и взял её на буксир,
как трактор. Но ещё лучше, если бы она поскользнулась и сломала ногу. Я бы тогда
на руках понёс её через весь город в детскую больницу на углу Сталина и Садовой.
Однако она и не думает падать, осторожно шагает, кое-где, взмахнув руками,
перепрыгивает лужу. Когда-нибудь я пронесу её через этот овраг. Надо из жизни
строить мечту, а из мечты – действительность, вот девиз настоящего мужчины. На
всю мою дальнейшую жизнь. Она будет у меня очень бурной. Между тем Лиля
выбралась из оврага, я вижу её на фоне неба и слышу, как она там, наверху,
вздохнула. Знает она или нет, что я иду следом? Свернули мы на последний этап, на
улицу Ленинградскую, до меня осталось пять домов, а до неё – семь. Расстанемся
мы сейчас без слов. Всё-таки мне надо что-то придумать. Сегодня я всю ночь буду
думать. А грязь так и липнет к ногам. Мне кажется, Лиля устала, идёт медленнее и
медленнее, я тоже замедлил шаг, чтобы сохранить расстояние. А солнце печёт, как
будто уже лето. Дома торчат по сторонам, крыши сделаны наспех, из чего попало,
сквозные проёмы под стропилами, новостройка она и есть новостройка. Лиля
прошла мимо нашего дома, и ноль внимания на него. Сейчас поверну направо по
тропке, и прощай, Лиля, иди дальше без меня, пусть тебе будет одиноко. Я
сворачиваю и провожаю её последним взглядом.
А дальше происходит невообразимое. Как только я шагнул в сторону своего
дома, – без шума, ничем не привлекая внимания, – в тот самый миг Лиля обернулась
и посмотрела на меня синими своими глазами. Не только глазами, а всем ликом
своим осиянным, взором своим голубым обратилась ко мне. Не остановилась, но
так много сказала. И притом навсегда. «Бросаешь меня? Дальше я одна пойду? А
