— Понимаю, — со вздохом ответил Пичугин. — Получается, что кому-то стало известно об изысканиях Бражникова, а я это проглядел.
— Именно так. Соображаешь. Хреновое дело, да?
— Хреновое, если это диверсия.
— А у тебя, значит, сомнения? — Ковалев вздернул брови.
— У вас ведь тоже сомнения, — спокойно ответил Пичугин. — Если бы у вас не было сомнений, вы бы сейчас уже озвучивали отчет в штабе, а не беседовали со мной. Максим Константинович, меня, чтобы мотивировать, совсем не обязательно брать за яйца, как вы привыкли. Я и так в достаточной мере мотивирован на сотрудничество с вами. Никогда и никому не давал повода считать себя скотиной неблагодарной.
— Ладно, остынь! — Ковалев усмехнулся, чтобы снять возникшее напряжение. — Привычка чекиста, ты же понимаешь. Видишь яйца, возьми в руку, а если взял, то сожми их, да покрепче. Тем более что один-то случай был. А такое пятно, сам понимаешь, смыть о-очень сложно.
— Я понимаю. Потому и говорю, что со мной это излишне. Если вам нужна моя помощь, я с удовольствием впрягусь без всех этих мотивирующих приемчиков, которые я, как и вы, проходил. А случай, который вы вспомнили, — это рок, невезуха, куча дерьма, в которую любой может вляпаться. И я за него уже расплатился с лихвой. И карьерой заплатил, и здоровьем. Хотя по выслуге мог бы уже до полковника дослужиться, а сейчас так и застыл на капитане запаса. Этого мало?
— Хорошо, хорошо. Я действительно хочу быть уверен. Ибо, если я заявлюсь в штаб с отчетом о вероятном применении бактериологического или химического оружия на сверхсекретном объекте, а потом это окажется ошибкой, меня самого возьмут за упомянутый тобой мотивирующий орган. Видишь, дорогой мой, я играю с открытыми картами. Так что хватит дуться. Не мальчики оба. И, поверь, даже если ты где-то что-то промухал, я не буду тебя за это прессовать. Но все обстоятельства выяснить надо. Чем скорее, тем лучше. Это ведь палка о двух концах. Перестрахуешься, поднимешь всех на уши без причины, дадут на орехи, сколько не унесешь. Но и если не отреагируешь вовремя на опасную ситуацию, получишь еще крепче. И еще, если я припомнил тебе старый грех, то и там, — генерал поднял палец, — припомнят.
— Но что конкретно вы от меня хотите? Я же не могу попасть в бункер и выяснить детали у Бражникова. Это вы бы и без меня сделали, если бы было возможно.
— Верно, — согласился Ковалев. — Но ты у нас в чем спец? В анализе разрозненных открытых источников. Подумай, на чем можно сфокусироваться, где ты или кто-то еще мог допустить прокол. Видео посмотри, может, заметишь какие-нибудь важные детали.
— Я уже заметил, — спокойно сообщил Пичугин. — На записи признаки болезни определяются только у Бражникова. Одно это ставит под большое сомнение если не теракт, то применение бактериологического оружия именно по бункеру — точно.
— Э, погоди. При чем тут это? Ни бактерия, ни вирус сразу не действуют. У любой болезни есть скрытый, то есть инкубационный, период. У Бражникова симптомы уже проявились, у других нет…
— В том-то и дело! — Пичугин бесцеремонно перебил своего куратора. — Во сколько смена вошла в бункер?
— В девять ноль-ноль.
— А признаки недомогания у Бражникова когда проявились?
— Кашлять он, судя по записи, начал часам к пятнадцати. Еще до выхода объекта на опасную орбиту.
— Раньше, — уверенно заявил Пичугин. — Надо еще раз просмотреть, свериться с показаниями времени. Косвенные признаки недомогания у него видны намного раньше, где-то с двенадцати или около того!
— Что-то разглядел?
— Да. Мотайте назад, я скажу, где остановить. Еще. Еще. Стоп!
— Вот! Даже десять пятьдесят, — озвучил Ковалев цифру времени в углу экрана. — И что тут такого видно?
— Еще чуть назад, где полковник появляется в зале. Вот. Смотрите. Он садится, сразу распускает галстук и расстегивает рубашку.
В кадре Бражников перебросился парой фраз с оператором по поводу духоты, потом велел техникам включить кондиционеры.
— Тут он уже почувствовал себя плохо, понимаете? — Пичугин глянул на Ковалева.
Тот выключил звук, а запись оставил.
— Не совсем, — признался он.
— Смотрите. В девять утра Бражников заступает на смену. А через два часа, в одиннадцать, он уже ощущает признаки недомогания. При этом в пятнадцать часов, то есть еще через четыре часа, никто из операторов еще явно не болен. Ловите суть? Если был атакован бункер, то все должны были заразиться одновременно.