— Назад не приму, — предупредила кассирша.
— Не тяни время, — произнес Рама такой интонацией, что у той отпало всякое желание пререкаться с неизвестными пассажирами.
— Седьмой вагон! — крикнул на ходу Олег Павлович, и они успели прыгнуть на подножку именно этого вагона. Ибрагимов грубо оттолкнул вставшего на пути проводника, а напарник сунул ему под нос билеты.
Губанов обработал рану и наложил повязку. Затем натянул на себя теплый шерстяной свитер и вернулся в купе. Естественно, что о сне не могло быть и речи, было над чем всерьез задуматься. Если торговцы оружием решили устранить ненужного свидетеля, то на этом не остановятся. И неважно, что он отошел от дел и самому нет резона заявлять о криминальной торговле правоохранительным органам, — всякое в жизни случается. И от этой случайности они страхуются заранее. Каким же наивным был полковник, полагая, что его отпустят с миром. Но ради чего он тогда рисковал, скапливая капитал, если им нельзя воспользоваться? Впрочем, об этом можно подумать и позднее, если… При этом «если» на лбу выступила холодная испарина. Аркадий Вячеславович в очередной раз позавидовал мирно спящим попутчикам. Сейчас необходимо поставить себя на место преследователей. Какие бы шаги предпринял он? Точного нового адреса никому не называл, за исключением самого города. Значит, они попытаются настигнуть жертву. Реальнее всего Ильин с напарником встретят его в Ростове. Значит, ему необходимо сойти на станцию раньше. Жалко, конечно, что жена не встретит и мечта посидеть за рулем новенького автомобиля отодвинется на неопределенное время. Но уж лучше передвинуть осуществление мечты, чем вообще потерять надежду на ее осуществление. А что, если они умудрятся каким-то образом настигнуть поезд на ближайшей станции? Вряд ли это осуществимо. Найти транспорт в такой глуши, да еще ночью — невозможно. И время работает не на них. Но все-таки? Утверждать на сто процентов — рисковать собственной жизнью. Пусть на два-три процента, пусть на один, на ноль целых и сколько-то десятых в конце концов. Речь идет о собственной жизни, а не чьей-то чужой. На всякий случай Губанов собрался, сложил чемодан и примостился у окна. На перроне он их непременно заметит первым.
Всю стоянку полковник выглядывал из-за шторки. Лишь когда паровоз издал гудок, отлегло от сердца. Но, исключая малейшую вероятность нежелательной встречи, продолжал смотреть в узкую щелку. И правильно поступил. Состав дернулся и тронулся, медленно набирая ход. Именно в это время из здания вокзала выскочили двое и устремились к поезду. Он их узнал сразу. Они возникли прямо перед окном Губанова и тот от него отпрянул, как от раскаленного металла. Но в следующее мгновение уже поднялся, опустил окно и выглянул. Он отчетливо видел, как те прыгнули на ступеньку седьмого вагона. Медлить — смерти подобно.
— Кому пришла в голову идея открыть окно? — раздался голос с верхней полки.
— Не май месяц, — поддержал того другой попутчик с нижней.
Аркадий Вячеславович не стал терять время ни на извинения, ни на грубость, а молча вышел, оставив дверь широко распахнутой. Сквозняк ворвался в купе, пронизывая пассажиров влажным, холодным воздухом.
— Ненормальный, — вылетело ему вслед.
Перед выходом в тамбур Губанов столкнулся с проводником. Заметив в руке пассажира чемодан, тот догадался о его намерениях и преградил путь.
— Поезд уже тронулся, гражданин. По инструкции безопасности, на ходу…
— Шел бы ты своей дорогой, — грубо отпихнул его пассажир.
Губанов рванул на себя ручку последней двери с противоположной от станции стороны. Проводник еще раз попытался задержать полковника. Но тот на прощание, с разворота, нанес ему удар кулаком в челюсть и спрыгнул с поезда.
— Неблагодарная профессия, — пришел к выводу железнодорожный работник, поправляя ушибленную челюсть.
Вещей у Ибрагимова и Ильина не было, но, чтобы не привлекать со стороны проводника излишнее внимание, они не спешили и вели себя, как обычные пассажиры. Они получили постельное белье, минут двадцать просидели в купе и только после этого отправились якобы перекурить в тамбур.
