— Чего уставился? — подлил тот масла в огонь. — Язык проглотил? Значит, преувеличил я твои возможности. Но особо не переживай, с закрытым ртом ты мне больше нравишься.
Такой наглости сержант потерпеть не мог. Необходимо было поставить выскочку на место. Ростом и крепостью телосложения тот не отличался, а сержант за полтора года накачал мышцы. Уверенный в своем физическом превосходстве, он приблизился к Шумилину, протянул руку и схватил его за грудки, совершив непоправимую ошибку. Разве можно держать за грудки кандидата в мастера спорта по вольной борьбе, к тому же выполнявшего нормативы мастера. Он даже не успел понять, как и когда соперник заломил ему руку и поставил в партер. Нос унизительно тыкался в ноги призывника, которого он только что втолкнул в купе.
— Отпустить? — поинтересовался Виталик, который продолжал сидеть на прежнем месте, удерживая противника за вывернутую руку.
— Отпусти. — Проигравший понял, что первый раунд за призывником. Когда поднялся, на его лице была гримаса боли и ненависти. — Мы еще продолжим, — пригрозил он.
— Что, плохо почистил обувь моего друга? — Шумилин поднялся и обнял за плечи худощавого юношу. — Кстати, как зовут? — обратился он уже к нему.
— Гущин… Аркадий.
— Не грусти, Аркаша. Если тебе не нравится блеск твоих ботинок, то мы можем все исправить. Правда, служивый? — поинтересовался он у сержанта. Напасть во второй раз тот уже не рискнул, хотя негодование переполняло его, и пулей вылетел из купе под сдержанный смех, а потом и дружный хохот призывников. Невзирая на стесненные обстоятельства, нашлось место и для Гущина. Он втиснулся между плотным, низкорослым, мордатым парнем и Шумилиным. В купе царило веселье. На откидном столике появилась домашняя еда, которой родители снабдили призывников. Кто-то выставил бутылку водки, а кто-то двухлитровую банку самодельного смородинного вина. Отчасти шуточные пожелания сержанта сбылись, не хватало лишь женского общества. Зазвенели алюминиевые кружки вперемешку с гранеными стаканами, посыпались анекдоты, полным ходом шло сближение молодых людей, которое, впрочем, долго не продлилось. Дверь купе распахнулась довольно резко, и перед молодежью предстал капитан, мужчина лет тридцати-тридцати двух, с густыми гусарскими, вразлет, усами, туго перетянутый в талии офицерским ремнем, с кобурой и в начищенных до небывалого блеска яловых сапогах. Он окинул строгим взором присутствующих и безошибочно определил лидера.
— Фамилия? — коротко спросил он у Виталика.
Тот поставил стакан на стол.
— Шумилин.
— Через пять минут зайдешь ко мне во второе купе, — произнес капитан.
— Слушаюсь, — буркнул собеседник.
— Нужно отвечать: «так точно» и стоя приветствовать старшего по званию.
Шумилин вскочил, наигранно вытянулся в струнку и рявкнул:
— Так точно!
— Быстро схватываешь, — одобрил капитан, — только слишком много иронии. И прекратите распивать спиртное.
Дверь захлопнулась так же внезапно и резко, как и открылась.
— Влип ты, — посочувствовал Гущин. Шумилин молча подлил в свой стакан водки и залпом опорожнил его. Только после этого ответил:
— Прорвемся. Где наша не пропадала?
Призывники заметно поутихли и провожали Шумилина взорами, по которым можно было понять, что сами они не желали бы оказаться на его месте.
Виталик постучал и приоткрыл дверь второго купе.
— Разрешите? — обратился он уже по уставу к капитану Ильину.
— Входи, — кивнул тот. Щеголем он уже не смотрелся: китель и галстук сняты, три верхних пуговицы на рубашке расстегнуты. Но что больше всего не понравилось призывнику, так это то, что он распивал водку с сержантами, и среди них был тот, с которым он недавно вступил в единоборство. Сержант Строгов явно не скрывал своего теперешнего превосходства. Он находился в кругу друзей, к тому же пил водку с офицером, а недавний обидчик стоял перед ними и ждал указаний. Никто даже не предложил ему сесть.
— Неважно начинаем службу, — принялся читать нотацию капитан. — Уже поступила на тебя жалоба.
— От него, что ли? — не сдержался новобранец.
— Он отслужил полтора года, сержант, а ты пока еще даже не рядовой, — продолжал офицер. — А поэтому должен…
