— Думаю, это должно меня удовлетворить.
— Я тоже так думаю. Объявляется перерыв.
Миссис Севард встала. Лицо ее покраснело от гнева.
— Вы уволены! — сказала она Алеку Трайну. Мак-Кемпбелл спокойно ответил за него:
— Мадам, вам здорово повезло, что вы смогли удержаться от вашего взрыва негодования до перерыва. А теперь убирайтесь из моих апартаментов. Вы трое
— тоже.
Сестра Иоганны Джун, собираясь уходить, обратилась к судье:
— Ваша честь, могу я задать вопрос?
— Конечно, миссис Фрабиш.
— Вы выпустили эту персону на свободу… хорошо, я не возражаю. Но не оставите же вы ее в доме нашего деда? Вам надо бы знать, что дом наполнен, буквально набит ценными произведениями искусства. Что мешает ей распотрошить дом, пока мы пытаемся доказать, что она не может быть нашим дедом?
— О, мадам, мистер Саломон знает обязанности и ответственность хранителя. Однако, Джейк, было бы благоразумным не позволять на это время выносить из дома вещи, которые могут быть дороги кому-либо как память или имеют художественную ценность.
— Никаких проблем. Поскольку мне приходилось управлять домашним хозяйством, я и раньше большую часть времени проводил в доме. Но я переговорю с начальником охраны Иоганна.
— Судья, мне можно кое-что сказать?
— Конечно, моя… мисс Смит.
— Я прошу защиты от них. Джун не знает, какие у меня есть произведения искусства. И ни одна из них не была внутри моего дома с тех пор, как он был построен. За время моей продолжительной болезни, когда я был прикован к постели, ни одна из них не навестила меня и даже не послала цветов. То же касается и периода выздоровления после операции. Правда, я узнал, что Иоганна — миссис Севард — пыталась прорваться в дом сразу же после операции. Я не доверяю им и требую у суда защиты.
— Джейк!
— Меня при этом не было, но я слышал об этом от начальника охраны.
— Миссис Севард?
— У меня было полное право, — фыркнула она. — Я ближайшая родственница.
— Я думаю, что здесь все ясно. Ладно… Вы, четыре дамочки, слушайте внимательно, а затем уходите. Вы воздержитесь от посещения дома, или офисов, или другой собственности Иоганна Себастьяна Баха Смита. Вам возбраняется делать какие-либо попытки встретиться или говорить с этой молодой леди, которую я называю мисс Смит. Если вам понадобится поговорить с ней или с назначенным судом хранителем, мистером Саломоном, вы будете делать это только через суд или через вашего адвоката, кто бы он ни был, и мистера Саломона, но ни в коем случае не непосредственно. Это приказ для всех четверых, и каждая из вас должна подчиняться ему под страхом тяжелого наказания. Вы поняли? Вопросы есть?
Мак-Кемпбелл выдержал паузу, а затем продолжил:
— Очень хорошо. Теперь уходите, все четверо. Судья стоя подождал, пока они выйдут. Когда дверь за ними закрылась, он вздохнул:
— Фу! Мисс Смит… Или лучше Шмидт? Не выпьете ли теперь «Глен Грант»? Вернее, «Гленливет». У меня нет «Глен Гранта».
Она улыбнулась.
— По правде говоря, я еще не пробовала ничего крепкого в этом новом теле. Нам с Джейком следует идти: ведь вы с братом Алеком собирались на свидание с рыбкой.
— Ну что вы! Садитесь. У Алека снасти в машине, внизу, а мой вертолет будет ждать нас на крыше через час. Еще кока-колы?
— Есть у вас шерри? У меня в голове начинается приятный шум от одного стакана шерри. Видимо, мой донор совсем не пила.
(— Почти никогда, босс… а вы меня спаиваете.
— Помолчите, дорогая. Позже поговорим.
— Хорошо… но спросите его о нашем имени. А судья славный, правда? Интересно, каков он в постели?
— Вы, с вашим мозгом, который работает в одном только направлении, замолчите! Ладно, я спрошу его о нашем имени.)
— Шерри так шерри. Джейк? Нед? Алек?
— Судья, поскольку Джейк во мне не нуждается, я прошу вашего разрешения уйти.
— Хорошо, Нед. Алек, обслужите себя и Джейка; я хочу поглазеть на брата Шмидта. Возможно, я больше вас не увижу, мисс Смит. Ваши внучки наверняка попробуют передать дело в вышестоящий суд. Сегодня мы победили благодаря нашему братскому союзу. Но все, что я смог сделать, это предоставить вам временную защиту.
— Я очень ценю это, сэр. С этой переменой пола произошло нечто странное. Когда я был стариком, хрупким и беззащитным, я ничего не боялся. Теперь же я молода, здорова и крепка. Но я женщина. Удивительно, но я хочу быть защищенной.