— Головоломка. Вы такая же, как Юнис, но выглядите лучше. Этого не может быть. Теперь я знаю почему. Любая выглядит лучше, если она оплодотворена.
— Джо, вы считаете, что беременные женщины красивы и через восемь-девять месяцев?
— Конечно! — Казалось, Джо был удивлен таким вопросом. — Намного красивее. Здоровая, счастливая женщина, готовая родить… как же она может быть некрасивой? Она — высший символ мироздания. А теперь умолкните. За работу!
— Джо, пожалуйста, еще один вопрос. Вы нарисуете меня, когда я стану большой как дом? На девятом месяце? Можно будет и подхалтурить. Может быть, даже придется схалтурить: вряд ли я смогу на сносях позировать долго.
Он радостно улыбнулся.
— Еще бы! У художника не часто бывает такая возможность. Большинство девок глупы на этот счет. Ничего не понимают в красоте. Но теперь умолкните. Вы должны гореть желанием. Думайте об этом. Не играйте, а желайте на самом деле. Вы горите желанием, Джоанна Юнис, Гиги вас уже раскочегарила. Вы хотите, но боитесь. Вы — девственница. Гиги вы просто хотите. Пожирайте ее глазами. Настройте себя, думайте об этом. Хотите ее по-настоящему.
Он подошел к осветителям и слегка поправил их, затем накинул на правое плечо и грудь Гиги промасленную тряпку.
— Хорошо. Как сосочки? Джоанна Юнис, вы можете сделать так, чтобы они набухли и поднялись? Попробуйте думать о мужчинах, а не о Гиги.
— Сейчас я все устрою, — заверила его Гиги. — Слушайте меня, дорогая. — Она начала нашептывать Джоанне в мельчайших деталях то, что греческая лесбиянка собиралась проделать с девственницей, беззащитной в ее объятиях.
Джоанна почувствовала, что ее соски так напряглись, что ей стало даже немного больно. Она облизнула губы и взглянула на Гиги, не замечая, что их фотографируют.
— Перерыв, — объявил Джо. — С трона! Пауза на всю ночь. Хорошие снимки.
Джоанна приподнялась и взглянула на часы.
— Боже! Уже полночь!
— Пора спать, — согласился он. — Позировать завтра.
— Я помою посуду, Джо, — сказала Гиги, — а ты расправь раскладушку.
— Я все помою, Гиги.
— Я помою, а вы можете вытирать.
Когда они закончили, Джо был уже в постели и, похоже, спал.
— С какого боку вы любите спать, дорогая? — спросила Гиги.
— Все равно.
— Тогда залезайте в постель.
Джоанна проснулась. Ее голова лежала на плече Гиги. Гиги смотрела на нее, и это помогло Джоанне вспомнить, где она находится. Она зевнула и сказала:
— Доброе утро, дорогая. Уже утро? Где Джо?
— Джо готовит завтрак. Вы выспались, дорогая?
— Похоже, что выспалась. Сколько сейчас времени?
— Не знаю. Вопрос лишь в том, хорошо ли вы отдохнули? Если нет, то спите дальше.
— Я отдохнула и чувствую себя великолепно. Давайте вставать.
— Хорошо. Но с вас причитается один поцелуй.
— Это грабеж! — Джоанна счастливо улыбнулась и уплатила пошлину.
Но Джо на кухне не было; он проецировал фотографии, которые сделал прошлым вечером.
— Вы только посмотрите, Джоанна, — сказала Гиги, — сам же вызвался приготовить завтрак и напрочь забыл об этом.
— Ничего страшного. — Джоанна улыбнулась.
— Вы можете говорить в полный голос. Джо ничего не слышит, когда работает. Чтобы он услышал, надо кричать. Что ж, посмотрим, что у нас есть, затем попытаемся и его накормить. Хм… не богато. Нечем гостью попотчевать.
— Я не ем много на завтрак. Сок, тост, кофе.
— Сока нет. — Гиги тщетно рылась в шкафчике. — Могу предложить «Реддипак», спагетти или что-нибудь в этом роде. Мне надо сходить в продовольственный. Если послать Джо, то он вернется с новой иллюстрированной книгой и тюбиками краски, счастливый как ребенок. Бранить его бесполезно.
Джоанна Юнис уловила досаду в ее голосе.
— Гиги, у вас нет денег? — осторожно спросила она.
Гиги не ответила. Не поворачиваясь к Джоанне, она достала полбуханки хлеба и начала нарезать тосты. Джоанна не отступилась.
— Гиги, я богата, — сказала она очень тихо, — думаю, что вы знаете об этом. Но Джо не возьмет у меня ни цента. Вам же незачем так упрямиться.
Гиги отмерила кофейных порошок на шесть чашек. Затем так же тихо ответила:
— Джоанна, я была проституткой, когда жила с большим Сэмом. Кто-то должен был платить за квартиру, а половина его учеников никогда не платили обещанное, а остальные платили так мало, что едва окупали кофе и пончики, которые они же у нас и съедали. Черт возьми, некоторые и приходили только затем, чтобы поесть. Кто-то должен был зарабатывать. Я не часто бывала с другими мужчинами — Сэм этого не любил, — если только это не была «ромашка», которую он сам устраивал. Но старые лесбиянки бывают весьма щедрыми. И когда нам нужны были деньги, я шла в то кафе, где они собираются, и зарабатывала нам на жизнь. Сэм не возражал против этого.