— Великий Боже! — вмешался Паркер. — Наконец-то я понял, куда ты клонишь! Скажите, сэр, а когда новый закон вступил в силу?
— В январе тысяча девятьсот двадцать шестого года, — ответил юрист.
— А мисс Агата Досон, — неторопливо продолжил Питер, — весьма неожиданно скончалась, как вы помните, в ноябре двадцать пятого. Теперь допустим, что она прожила бы еще несколько месяцев, скажем до февраля-марта двадцать шестого, как и предсказывал наш милый доктор: он ведь был почти уверен, что так и будет. В этом случае, сэр, права мисс Уиттейкер столь же бесспорны?
Мерблз открыл рот, собираясь ответить, и… и закрыл его. Потом медленно потер руки, поправил очки и заговорил тихо и задумчиво:
— Вы правы, лорд Питер, вы совершенно правы. И все это более чем серьезно. Слишком серьезно. Вряд ли я сейчас отвечу на ваш вопрос. Насколько я понял, вы полагаете, что при малейшей неопределенности в новом законе у заинтересованной стороны появляется мотив — скажем так, желание несколько ускорить смерть Агаты Досон.
— Да. Разумеется, если внучатая племянница наверняка наследует по новому закону, то старой даме совсем необязательно умирать при старом. Но если девушка хоть на секунду засомневалась в своих правах — согласитесь, насколько велико искушение. Почему бы малость не подтолкнуть старушку к неизбежному концу? Той все равно недолго оставалось, месяцем больше, месяцем меньше — какая разница. А для девушки разница колоссальная — сейчас или никогда. Тем более других родственников нет, особо интересоваться некому, все шито-крыто.
— А кстати, — спросил Паркер, — если внучатая племянница лишается прав на наследство, то кому достаются деньги?
— Герцогу Ланкастеру, иными словами — Короне.
— То есть никому, — подытожил Уимзи. — Честное слово, при таком раскладе я здесь даже большого преступления не вижу. Ну поторопилась чуток, пристукнула бабульку, не дожидаясь, пока та сама помрет, — да и то сказать, у старушки не жизнь была, а сплошное мучение. Деньги она и так собиралась ей оставить. Ну при чем тут герцог Ланкастер?! Какого дьявола он заграбастает ее наследство? Нет, это не большее преступление, чем уклонение от уплаты налогов.
— С точки зрения этики в ваших рассуждениях есть большая доля истины, — заметил Мерблз. — Но с точки зрения закона убийство есть убийство. Независимо от состояния здоровья жертвы или даже восстановленной справедливости.
— Не говоря уж о том, — добавил Паркер, — что Агата Досон вовсе не хотела умирать и прямо об этом говорила.
— Да, — задумчиво произнес Уимзи, — она имела полное право на подобное желание.
— Давайте так, — предложил Мерблз, — прежде всего проконсультируемся со специалистом. Эх, если бы Токингтон оказался дома — он величайший авторитет, с моей точки зрения. И хотя я от всей души ненавижу это новейшее изобретение — телефон, — я все же, с вашего позволения, им воспользуюсь.
Токингтон оказался дома и даже располагал временем, поэтому все сомнения относительно внучатых племянников и племянниц ему выложили, не отходя от телефона. Застигнутый врасплох, без поддержки своих справочников и записных книжек, мистер Токингтон все же рискнул высказать мнение, что, по всей вероятности, как ему кажется, без дополнительных уточнений и т. д., но внучатые племянники по новому закону права наследования не имеют. Но случай и впрямь очень интересный, поэтому ему хотелось бы проверить свое первое впечатление. Может, мистер Мерблз зайдет, и они обсудят детали при встрече. Мерблз объяснил, что сейчас обедает с двумя друзьями. Ну тогда почему бы им не зайти всем вместе?
— У Токингтона превосходный портвейн, — сообщил Мерблз, прикрывая трубку.
— Прекрасный повод его отведать, — радужно улыбаясь, сказал Уимзи.
— Да и живет он неподалеку от Грейз-Инн, — продолжал Мерблз.
— Тем более, — поддержал Уимзи.
Мерблз снова заговорил в трубку, поблагодарил за приглашение и сказал, что они тотчас же выходят.
— Вот и чудесно, — ответил Токингтон. — Жду.
Он действительно ждал их у двери — им даже не пришлось звонить — и приветствовал тепло и радостно. Токингтон, крупный широкоплечий мужчина с красноватым лицом и резким голосом, славился в суде бурным натиском на любителей увильнуть от ответа. Натиск обычно начинался словами «Ну а теперь…» и заканчивался тем, что от свидетеля летели пух и перья, а Токингтон блестяще опровергал ложные показания.
