Серёга, Олег Шолин и я стояли позади него и держали картины изображением к продавщицам. А за нами переступал с ноги на ногу охранник, наверняка готовый при первом признаке скандала вступить с нами в борьбу.
— Ну так как? — ещё больше нервничая и потому наглея, спросил Мышь. — Куда вешать? — Он оглядел плотно занятые картинами стены, заметил полосу, высотой с метр, возле пола. — Вот есть свободное место. Очень удобно. — И неожиданно совсем по-детски, обезоруживающе чисто улыбнулся продавщицам. — Можно? Пусть постоят неделечку. Хорошо?
Женщины изумлённо переглянулись, молчали. И Мышь, не дожидаясь их согласия, стал расставлять картины вдоль плинтуса.
— Вы их бросаете? — вроде бы даже с сочувствием спросила молодая продавщица.
— Я их выставляю!
— Извините, но мы будем вынуждены их… м-м… удалить за пределы салона.
— Но почему?! Вот у вас висит Капелько, Ковригин, Саша Доможаков. Они считают мои картины достойными внимания…
— То, что висит у нас — живопись, — перебила пожилая, — а у вас… Извините.
Короче говоря, нас выперли из «Челтыса». Не помогла и речь Серёги Анархиста об альтернативном искусстве, о том, что у такого искусства есть поклонники и в Абакане и что публику надо воспитывать… Мы тащились с картинами по тротуару, Мышь ругался:
— Всё, бля, уезжаю! В Омск! В Норильск! Надоело…
Конечно, ясно — даже если бы его картины были шедеврами, очень понравились продавщицам, их бы так запросто не взяли: ведь дела делаются иначе. Нужно было прийти в другом виде, по-другому поговорить с администратором (или кто там главный в художественном салоне?), может быть, показать рекомендации от уважаемых в Абакане художников. Но ни Мышь, ни Шолин, ни я не то чтобы не знали об этом, а просто не умели договариваться, делать что-то по правилам; Серёга Анархист, человек несколько другого поколения (старшего), был более общительным, так сказать, коммуникабельным, и многие идеи осуществились благодаря именно его стараниям. И до сих пор Сергей Гайноченко одна из колоритнейших и деятельнейших фигур города…
Вообще, с годами я заметил, что люди, родившиеся в начале 70-х годов, которым в переломный 91-й было семнадцать — двадцать лет, очень редко встречаются среди успешных творческих фигур. Даже «поколение пепси» обогнало нынешних тридцатилетних и в литературе, и в кино, и в живописи, и в театре. Да и среди бизнесменов, политиков тридцатилетних очень немного в отличие от тех, кому лет двадцать пять (т. е. сформировавшихся уже после 91-го года, в другом мире). Чем это объяснить?.. Помните шквал фильмов конца 80-х о молодёжи? «Курьер», «Маленькая Вера», «Ночной экипаж», «Роковая ошибка», «Соблазн», «Взломщик», «Трагедия в стиле рок». Во всех этих фильмах молодёжь показана безвольной, неприкаянной, без будущего; редкие попытки героев (антигероев?) что-то сделать заканчивались или неудачей, или гибелью их или их близких. Эти фильмы отражали происходящее в жизни, они создали портрет поколения, и одним из таких типажей для меня был и остаётся Иван Бурковский. Талантливый, умный, много и остро чувствующий, многое, наверно, смогший бы сделать, но не сделавший почти ничего, сгоревший (да, именно сгоревший) в двадцать лет, за двадцать своих лет совершивший путь от детства до старости…
А тот день продолжился так.
После неудачи в «Челтысе» Ванька повёл нас на улицу Ленина. Мы расставили картины вдоль высокого гранитного парапета рядом с кафе «Лакомка».
— Нормально, ладно, — приговаривал Мышь. — Так делают в больших городах.
И с гордым видом, сложив руки на груди, он стал смотреть на прохожих. В его взгляде были и высокомерие, презрение к толпе, но проступало и ожидание, надежда, что сейчас от этой толпы отделится человек, остановится перед его полотнами, заинтересуется, начнёт задавать вопросы о цене, о возможности приобрести «Маски», например, или «Дальтонию»… И Мышь, поколебавшись, конечно, продаст, даже не продаст, а уступит.
Но толпа текла по тротуару, мимо картин, мимо него, и никто не отделялся, никто не заинтересовывался…
Честно говоря, вскоре я сбежал на автовокзал и уехал в Минусинск. Там встретил в Торговом центре Оттыча и минусинских художников, они покупали водку и закуску — у кого-то из них был день рождения. Я присоединился. На дне рождения оказался за столом с художницей Ларисой Тирон. Потом проводил её домой и остался у неё, стал с ней жить. Очень скоро устроился вахтёром-сторожем в Минусинский театр. Училище окончательно бросил.
