— Нет, — удивляется он. — А в чем дело?
— Ты знаешь, что он открыл свое знаменитое агентство?
— Да, знаю. И правильно сделал. Иногда я и сам хочу последовать его примеру.
Берта сурово одергивает его, заявив, что это и в подметки не годится честной работе в государственной полиции и что недостойно подготавливать себе старость, подглядывая за противозаконными любовными парочками.
Даже эти слова не поднимают моего настроения. Я всерьез обеспокоен. Неужели Пинюш тоже исчез? Вот так дела! Неужели «Пинодьер Эдженси» прекратило свое существование?
— Так откуда ты вернулся к нам? — спрашивает Толстяк, откупоривая бутылку Сен-Вермей.
— Из Мексики…
Он умственно напрягается:
— Это рядом с Австралией, если мне не изменяет память?
— Изменяет, Толстяк!
Берта усмехается:
— Бенуа-Александр никогда ни черта не смыслил в географии.
И дает урок неучу-мужу:
— Это в Южной Африке, дуралей! Правда ведь, комиссар?
Так как я всегда галантен с дамами, то очень мягко возражаю:
— Почти что, дорогая. Я привез тебе оттуда подарок, Берю!
— Без булды?!
— Да, но он остался в машине. Пойдем со мной, я вручу его тебе на месте.
Мы опрокидываем по стаканчику красного и отчаливаем.
— Не задерживайся! — предупреждает его Кашалотиха, — я поставила греться рагу!
— Одна нога там, другая — здесь! — заверяет ее Мамонт.
* * *
Берю без ума от сомбреро. Особенно ему нравится помпоны и колокольчики. Он напяливает на себя эту огромную шляпу и решает:
— Я, пожалуй, угощу тебя аперитивом в соседней забегаловке. Они обалдеют, когда увидят меня в сомбреро!
Хозяином кабачка, в котором нет даже стойки, является тип в кепаре, из-под которого выглядывает тщательно зачесанные баки.
Беспардонный вызывающе нарисовывается в бистро. Несколько завсегдатаев дуются за столом в 421. При появлении Берю все сохраняют полное спокойствие.
— Что пожелает месье Берюрье? — флегматично спрашивает овернец, не проявляя никакого удивления.
— Маленький стаканчик красного для большого человека, — произносит мой знаменитый коллега. Затем добавляет:
— Вы ничего не замечаете?
Трактирщик поднимает свои густые брови, чтобы получше рассмотреть моего доблестного соратника.
— Вы имеете в виду прыщик над губой?
— Вот растяпа! — ворчит Берю, уязвленный в своих лучших чувствах — Я имею в виду шляпу! Разве вы когда-нибудь видели такие сомы бреро? Эта штуковина прямо из Гвалта-муллы или Гондонраса, я уж точно не знаю, а привез мне ее оттуда мой геройдический шеф, который перед вами собственной персоной!
Трактирщик пожимает плечами усталого грузчика:
— А! Шляпа! Да, она очень забавная!
Едва успевает он произнести эти слова тоном шведской парочки в постели, как на улице раздаются два выстрела. Клянусь вас четырьмястами убийствами против одного, что это не выхлопная труба, а натуральная волына. Могу даже добавить: на слух я определяю, что это калибр 9 мм.
Мы с Толстяком мигом оказываемся на улице и провожаем взглядом красные огни американской тачки. На краю тротуара вырисовывается какая-то темная груда. Мы подходим ближе и видим, что это труп молодой азиатки. То, что это азиатка, сразу видно по цвету кожи и разрезу глаз, подтянутых, как гайки на новом моторе; а то, что она мертва — по двум пулевым отверстиям: на виске и на шее.
Берю кивает в направлении, куда умчалась машина. Конец мирной улицы перекрыт тяжелым крытым грузовиком, совершающим хитрые маневры для того, чтобы попасть в складской двор. Тем самым он мешает продолжить свой путь американской лайбе.
За промежуток времени, более короткий, чем тот, который понадобился бы компьютеру, чтобы определить степень тупости обслуживающего персонала, мы запрыгиваем в мою телегу. При этом Берю пришлось испытать некоторые трудности из-за своего пуза и сомбреро, но он с честью выходит из них, и я газую.
Грузовик совершает очередной маневр, предоставив американской тачке достаточно места для проезда. Она на бешеной скорости делает рывок и мчится в манящие дали таких улиц.
Эта гадина намного мощнее моей малышки, но зато моя более маневренна. Я думаю, что вскоре смогу стать хозяином положения.
Мы видим, что в преследуемой нами машине кроме водителя никого нет.
