Ежемесячные свидания Марцио Пелле с женой наполнены настоящей жизнью.
Вернувшись после свидания в камеру, Валерио продолжает разглядывать Марцио. Тот яростно строчит суровые, мечущие молнии пресс-релизы. Обещает новые сражения, излагает еще более сложные и чудные требования. С большим удовольствием вспоминает бунт заключенных в Трани в 1980 году. Чего там только не было – рыдания и баррикады, журналисты и вертолеты, раненые и спецотряды карабинеров.
Конечно, Марцио Пелле страдает из-за того, что его любимая уехала домой и новой встречи придется ждать долгий, бесконечный месяц.
Поэтому в этот день Валерио Аффабиле старается не беспокоить Марцио Пелле.
Он знает, что Марцио хочет остаться наедине со своими призраками.
Последние три месяца, безо всякого предупреждения, Лелла перестала приезжать на свидание к Валерио Аффабиле.
Он ее не разыскивал. От шурина, который сидит в той же тюрьме, он знает, что Лелла, их дети и внуки в порядке. Ему этого достаточно.
Жизнь супруги не вызывает у него ни малейшего любопытства. Иногда он думает, что она наверняка нашла другого, но потом принимается сочинять песни и отвлекается, образ жены блекнет. Иногда он рисует в воображении ее жениха, чтобы сочинить песню о том, что бесконечно мучает каждого, – о ревности. Вечно актуальная тема, беззвучно повторяет он самому себе.
Валерио Аффабиле никогда не смеется.
Он улыбнулся только однажды, когда Марцио передал ему слова надзирателя: “Трани такой уродливый город, что многие его жители готовы провести отпуск в тюрьме”.
Валерио Аффабиле не только улыбнулся, но еще и заметил:
– Значит, нам повезло, что мы здесь живем.
– На свете есть Акапулько, Нью-Йорк, Карфаген, – сказал Марцио.
– В тамошних тюрьмах порядки совсем строгие, – возразил Валерио.
– Я имел в виду не тюрьмы, а города, – объяснил Марцио.
Валерио покачал головой. То ли он так и не понял, то ли решил, что Марцио Пелле – фантазер, на которого не стоит обращать внимание.
Двадцать пять лет назад Гаспаре Туфано, бывший сокамерник Аффабиле, предложил ему бежать вместе.
Аффабиле ничего не ответил.
Туфано изложил свой план. Надо признаться, план был неслыханно прост. Никаких ухищрений, как в американских фильмах. Они сидят не в тюрьме, а в больнице, где все двери нараспашку. Надо только подкупить нужного надзирателя.
Аффабиле пристально посмотрел на Туфано и сказал не раздумывая:
– Я в этом не участвую.
Тут уж Туфано покачал головой. Как и во всех тюрьмах мира, заключенные качают головой по не вполне ясным причинам.
В общем, Туфано сбежал, а Аффабиле остался за решеткой.
Валерио Аффабиле подумал:
“Выйду – потеряю покой. В тюрьме у меня нет свободы, зато есть покой. А я считаю, что люди слишком ценят свободу и слишком мало ценят покой”.
Рассуждение члена каморры, который осознал свою вину.
Подчеркнем: не раскаялся, а просто осознал вину.
Полиция не успела повторно арестовать Туфано: он погиб, когда переходил улицу. Его сбил водитель, который не видел дороги, потому что в это время проститутка делала ему минет.
“Я был прав”, – подумал про себя Валерио Аффабиле. С того дня он расстался и с другой мыслью, которая часто приходит в голову заключенным.
Что когда-нибудь он выйдет на свободу.
Скрючившись, словно женщина-змея, и рискуя свернуть себе шею, с кровати Валерио, в самом углу окошка, можно увидеть маленький обрывок внешнего мира. Маленькую порцию свободной жизни: там, в доме напротив, тринадцатилетний мальчишка с утра до вечера сидит за уроками.
Аффабиле считает, что достаточно раз в день увидеть мальчишку, чтобы получить свою порцию свободы. Благодаря школьнику-ботану он помнит, что такое жить на воле. Это значит учиться, стараться, переживать, думать о будущем.
Валерио Аффабиле не нужно думать о будущем. За него думает государство.
Его будущее написано в приговоре. В нем всего два слова, вызывающих ужас у всех, кто сидит в тюрьме, кроме Аффабиле: “Пожизненное заключение”.
“Пожизненное заключение – это жизнь на воле”, – повторяет про себя Валерио Аффабиле, который, кстати, написал об этом одну из своих лучших песен. Песня на неаполитанском. Она так и называется “Пожизненное заключение”. Кто бы сомневался.
