Не самое главное - страница 31
Тем временем Джироламо решает, что ничего не станет рассказывать.
Ему не терпится уйти, и он спешно выдумывает ложь о причине визита.
Он говорит, что у него есть другая, очень красивая женщина. Самая красивая на свете.
Мина советует хорошенько подумать, прежде чем уйти от жены, даже если вдруг встретил самую красивую женщину на свете.
Джироламо соглашается:
– Ты прав.
И уходит.
Он шагает по виа Пинчана. Одиннадцать утра. Проходит перед “Harry’s bar”, где в этот час нет никого, кроме двух сотрудников агентства недвижимости, которые кружат по городу и смотрят квартиры.
Джироламо впервые вновь проходит по улице, на которой ночью, четырнадцать лет назад, убил человека.
В утренний час на ней тоже пустынно.
Мамаша с коляской.
Раскосый с собачкой.
Джироламо ничего не чувствует. Обычная улица.
Зато у него в голове созревает мысль:
“А ведь жить в пансионе было совсем неплохо!”
Он улыбается.
Потом ему приходит новая мысль:
“Полиция так и не нашла меня, потому что меня нет. Меня не существует”.
Вот почему Джироламо Понцио Сантагата перестал улыбаться.
И тут его осеняет.
Он идет и покупает себе костюм за пять тысяч евро.
Не так-то много и надо, чтобы вновь стать таким, каким был прежде.
Антонелла Коста
Родилась в Милане. По поводу даты рождения напускает тумана, кокетничает.
Антонелла Коста.
Театральная актриса. Огромный опыт тихих горловых трелей.
По ее словам, ловко изображает пещерных людей. Хотя никогда не слышала, как звучит голос пещерного человека.
Много лет собирается заняться современным искусством.
Ее подруга Маринелла Йосса делает украшения.
Это она создала кольца, украшающие пальцы Антонеллы.
Многие подозревают, что Антонеллу и Маринеллу связывает нечто большее, чем дружба. Сами они охотно поддерживают подобные слухи.
Одновременно Антонелла поддерживает слухи о том, что проводит массу времени с разными мужчинами.
С молодыми парнями она веселится, дурачится, ведет себя с материнской нежностью.
Три месяца назад, раздеваясь в полумраке перед Этторе Боттой, начинающим девятнадцатилетним диджеем, она попросила мечтательно:
– А сейчас ударь меня, да посильнее!
Паренек, которому не хотелось выяснять, что конкретно от него требуется, пробормотал:
– Ой, а мне надо срочно вернуть другу диск.
Вконец растерявшись, он смылся. Так и не выяснив, что значит “сейчас” и “посильнее”.
Наверное, Этторе Ботта просто хотел заняться любовью. Как джентльмен: деликатно, не торопясь.
У Антонеллы уже много лет есть жених, Джироламо, с которым она заключила договор вроде тех, что в шестидесятые заключали свободные пары.
Когда они встречаются, Джироламо непременно хочет пойти в пиццерию. Она говорит, что это ребячество.
И это правда, хотя любовь к пицце – необязательно признак инфантильного поведения.
Год назад, в феврале, она всерьез задумалась о самоубийстве.
Причины, подтолкнувшие ее к этой мысли, настолько сложны, что ни мне, ни вам их никогда не понять.
Антонелла, которая мастерски готовит генуэзский соус песто, живет одна в красивой, маленькой квартирке, где царит беспорядок.
Абажуры из фольги, изготовленные художницей – любительницей минимализма, портят интерьер и создают ощущение беспорядка.
В том числе беспорядка в голове у хозяйки.
Одна из страшных тайн Антонеллы заключается в том, что она не умеет кататься на велосипеде.
Она стыдится этого настолько, словно ее поймали на квартирной краже.
Мама умерла, когда ей едва исполнилось девять лет. Антонелла помнит только, что мама была красавицей.
Отца она никогда не видела. Говорят, он был безбашенным, чем-то торговал. Нюхал кокаин.
Антонеллу вырастила тетка, Ида Петти. Она выглядела моложаво и тратила все свое время на непрерывно сменявших друг друга мужчин в возрасте. Их сводило с ума не только ее тело или ум, а ее стильность.
Тетка любила повторять, что в жизни стиль – это все.
Иногда, несколько варьируя свое кредо, она заявляла, что благодаря стилю можно всего добиться.
Только повзрослев, Антонелла поняла, что стиль не помог тетке чего-нибудь добиться.
Значит, стиль – это не все.
Этим и объясняется пристальное внимание Антонеллы ко всему пошлому.
Вплоть до мазохистической провокации, которую она совершила на конференции, посвященной польской драматургии XX века в Фано, заявив: “Театр – это пошло”.
