Я словно бы разговаривала с Митей, обращалась к нему. Не раз взглядывала на часы, а вот на балкон его посмотреть почему-то не решалась. И цветная рекламная газета оказалась не раскрытой. О телепрограмме я просто забыла.
Да, свидание, тем более первое в жизни, — это всё же событие. И много хлопот. Я заплела косу. Завязала голубой бант. Потом развязала его, а косу распустила. Как-то вроде старомодно. В телерекламе с косами почему-то никого не показывают. Зато улыбку! О, раз по сто в день! Чего-чего, а её-то сколько угодно могу. Любую! И я улыбалась, глядя в зеркало. И так, и эдак. Делала и строгое лицо. Но тут же снова лукаво, серпиком, изгибала бровь и мысленно говорила: «Митенька, твои козыри биты, хитроумный план разгадан!» Я покачивала волнистыми волосами, как та симпатичная девушка на экране, что вымыла голову душистым шампунем «Wella».
Времени до 15–00, казалось, было ещё много, но снова взглянула на будильник и обмерла: не осталось и получаса. Поесть не успею, погладить юбку не успею, почистить зубы… Нет, зубы обязательно! Ещё раз. Пусть блестят, как у Юлечки…
До сквера — минут пять. Я уже не торопилась. Если немножко и опоздаю — Митя не обидится, подождёт. Он не задавака — простой, добрый, весёлый. А может быть, и нет его там — затаился где-нибудь и высматривает… Только что это?.. На лавочке, как раз на той, что ближе к нарядному киоску, — не Звонарёв, не Гришка с девятого этажа, а Серёжа. В хорошо знакомой мне синей майке, которую я зашивала. Может, всё-таки случайно здесь оказался? — растерянно подумала я. И даже увидев в руке у него зелёную веточку, всё же усомнилась. И так решила: пройду себе мимо, будто никого не заметила, будто просто гуляю или в библиотеку иду, она тут недалеко — районная детская библиотека.
Шагов десять оставалось до лавочки. Во рту у меня пересохло. Смотрю прямо перед собой, а краешком глаза тем не менее вижу: Серёжа поднимается, навстречу шагнул.
— Анюта, — слышу его тихий голос.
Кое-как справляюсь с волнением, поворачиваю голову.
— А, Серёжа. — Получилось у меня неплохо, натурально. Я по лицу вижу: какой-то он недоумевающий, сконфуженный. И, словно чужим голосом, спросил:
— Ты куда-то идёшь?
— Хочу узнать: библиотека сегодня работает?
— Анют… — Он приподнял руку. — Вот, ветка у меня.
— Зелёная… — нерешительно сказала я. А улыбнуться так и не осмелилась.
— Она из куста пиона, — объяснил Серёжа. — Тут и бутон в листьях. Он ещё не распустился. Если поставить ветку в бутылку с водой, то завтра розовые лепестки покажутся. А воду налей не холодную. В теплой скорей…
— Это я должна налить воду? — спросила я с удивлением, хотя всё уже поняла, и сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Просто немножко дурачилась. Почему-то вдруг захотелось прикинуться дурочкой. Серёжа часто заморгал и посмотрел грустно-грустно.
— Ты в почтовом ящике ничего не нашла?
— О-ой, — медленно выдохнула я. — Нам такие задачки и на контрольных не задавали. Всю голову сломала. По ветке только и догадалась.
— Так… — Серёжа чуть нахмурился. — Выходит, меня не признала. Тогда получается, что ждала кого-то другого?
— Правильно, — спокойно подтвердила я, потому что ответ у меня был готов не сегодня, а давным-давно. — Как же я могла признать, если наша белозубка своих прекрасных глаз с тебя не сводит?
— Юлька, что ли? Соколова?
— Видишь, сразу угадал!
— Мне чихать на неё. Ни жарко, ни холодно. Пусть смотрит.
— В их классе она самая красивая.
— Ну и что? Мне, например, другая… — Серёжа запнулся, потрогал набухший бутон цветка. — Так возьмешь пион? В воду его поставишь?
— Возьму! — сказала я. — А воду, значит, тёплую налить?
— Лучше, наверное, комнатную.
Я взяла ветку, понюхала шарик розового бутона.
— Уже пахнет. У мамы духи были, запах похож. Духи давно кончились, флакон пустой, а запах внутри всё равно живёт.
— И этот хорошо пахнет. — Из джинсового кармана Серёжа достал серебристый батончик «Сникерса». Неловким движением он сунул шоколадку мне в руку.
— Здравствуйте, я ваша тётя! — сказала я почти сердито и вполне искренне. Сто раз я видела в телеке этот «толстый-толстый слой шоколада» и словно ощущала во рту «неповторимый» его вкус. А тут вот он, в моей руке. Можно ощупать, понюхать, развернуть, откусить. — Ещё чего выдумал! — совсем сердито добавила я. — Возьми-ка обратно. Очумел! Будто не знаю: он денег стоит.