— Ну что, ребята, завтра увидимся. Нам с Машей пора, верно, Маша?
Открылась калитка, показалось недовольное женское лицо. Пока Нефедов оправдывался, Джафаров дал знак, и в калитку вслед за Деминым вошло еще четверо. Небольшая лампочка, подвешенная к углу дома, после такой темной улицы казалась яркой и сильной.
— Не переживайте, мамаша! — куражился Нефедов, не замечая, что окружен. — Доставили вам дочку в целости и сохранности, такую дочку беречь, мамаша, надо...
И вдруг осекся, заметив, что в небольшом дворе людей гораздо больше, чем он ожидал увидеть. Джафаров легонько отодвинул Машу в сторону, она оказалась за пределом круга, в центре которого стоял Нефедов. Девушка, не понимая, что происходит, хотела было снова войти в круг, но на этот раз ее развернул и подтолкнул в спину один из оперативников.
— Иди к маме, девочка, — сказал он с таким чувством правоты, что Маша, слегка опешив, все-таки шагнула к матери.
— В чем дело, ребята? Что происходит? — Нефедов попытался шагнуть назад, к калитке. — Что вам нужно?! — закричал он. — Вы что, из-за Марии?
— Спокойно. — Демин тронул его за локоть. — Не надо шуметь. Поздно уже, люди спят.
— В чем дело?! — взвизгнул Нефедов, и уже поэтому крику можно было догадаться, в каком взвинченном состоянии он находился все время.
— Ваша фамилия? — спросил Демин.
— Ты что, ошалел? — спросил тот. — На фига тебе моя фамилия?!
— На всякий случай. Чтобы не было недоразумений.
— Нефедов моя фамилия. Ну?!
— Тогда все правильно. Недоразумений не будет. Вы арестованы, Нефедов.
— За что?!
— Вы подозреваетесь в убийстве и поджоге. Да, чуть не забыл — и в краже.
В ту же секунду Нефедов рванулся в сторону, оттолкнув оперативника, в отчаянном прыжке преодолел несколько метров, но в последний момент Демин успел подставить ему ногу, и тот с размаху упал на камни мощеного двора. Оперативники тут же свели ему руки за спину и защелкнули наручники.
— Ах, какой нервный человек! — осуждающе произнес Джафаров, подойдя к Маше, в ужасе приникшей к матери. — Кричит, бегает, прыгает... Как нехорошо!
— А теперь обыск, — сказал Демин. — Покажите, пожалуйста, где он у вас жил.
— Орехи привез? — спросил Рожнов.
— А как же! Из личного сада полковника Магомаева. Велел кланяться. Будет несказанно рад, если напишете, как понравились орехи.
— А на базаре был?
— Что вы, Иван Константинович! На базаре я проводил большую часть своего времени.
— И что же тебе там понравилось?
— На такой вопрос обычно принято отвечать — люди. Но я отвечу иначе — цены. Три рубля за килограмм великолепных орехов платил. На свои командировочные я мог даже барана купить, но нас могли не пустить в самолет.
— Ничего, — сказал Рожнов. — Одного барана привез, и за то спасибо. С меня причитается. Если не грамота, то благодарность обязательно. Что Нефедов?
— Думаю, сегодня заговорит. До сих пор говорил я, выкладывал свои козыри и предлагал ему подумать. Он все внимательно выслушивал, кивал и молчал. Это еще там, в Закаталах. А теперь ему предстоят очные ставки, куда деваться? Тут уж в молчанку не поиграешь.
— Ну ни пуха. — Рожнов поднялся. — Похоже, нам с тобой придется завтра к генералу съездить.
— Требует?
— Интересуется, скажем так. У него уже куча жалоб на тебя скопилась. Допрашиваешь уйму людей, все невинные, всех посадить вроде хочешь... Такие дела.
За несколько дней, прошедших после задержания, Нефедов сильно изменился. Похудел, исчезла вызывающая нагловатость, он стал сдержаннее. Но Демин понимал, что и это его настроение вряд ли продержится долго. Нефедов был еще в состоянии бега, когда ему удавалось уехать, улететь, скрыться, удавались знакомства с людьми. И даже собственное молчание пока ему нравилось, он видел в нем свидетельство силы.
— Здравствуйте, Нефедов, — приветствовал его Демин. — Прошу садиться. Как самочувствие?
— Нормально. Но сказать мне нечего.
— Сомневаюсь. Хочу познакомить вас с некоторыми материалами следствия.
— Дело ваше.
Нефедов забросил ногу за ногу, скрестил руки на груди и уставился в зарешеченное окно. Сквозь открытую форточку доносились суматошные крики воробьев, голоса улицы, шум машин — звуки свободы.
