— Не тронь, бать. С рысачком потихоньку надо, а то разнесет.
— Боишься, а?
— Не боялся бы, так не держал плетку.
— А то дай, а, Мишк?
— Да вот отъедем немножко.
Михаил дернул вожжами, и тележка тронулась.
До деревни было километров пятнадцать. Конь домчал бы их меньше, чем за час, но пришлось пробираться через ссыпной пункт, у которого собрались подводы со всего района, и мужики поминутно останавливали тележку, целовались с Трофимом Матвеевичем.
— Ну, отстрелялся, к земле теперь! — кричали они.
— Наслышались, наслышались про твои дела! Сынок, он помнит. Сочувственно о тебе в районной газетке писали, — степенно говорили другие.
— Сторонись — колесом перееду! — орал Михаил, насилу сдерживая коня, который храпел и рвался от толпы.
Наконец выбрались к МТС, и перед ними открылся простор. Вдали, над лесом, понемногу рассеивалась жидкая изволочь облаков. Небо там разливалось, нежно-голубое, чистое. Отсвет его заиграл в лужах, в цепочках капель, висевших понизу ветвей, на пахоте, где кое-где уже топорщились зеленя озимых.
— Вот они, начались! — сняв картуз, крикнул Трофим Матвеевич. — Вся душа рвалась к вам, родименькие.
— Видишь березку? — кнутовищем показал Михаил. — Оттуда наша земля и начинается.
— Картошка, кажись, а?
— Картошка.
Трофим Матвеевич привстал, держась за резную спинку сиденья, и весь подался вперед. Полы его плащ-палатки распахнулись над бричкой, которая, будто птица, неслась по дороге.
— Ты и ветряк, оказывается, поставил? Молодцом!..
А это что чернеет?
— Водонапорная башня. В каждой избе теперь водица. Хошь — пей, хошь — купайся.
— От, леший, ну, леший! Просил ведь: пиши, Мишк, про дела, а ты все поклоны одне. Хорошо, что на бумаге те поклоны, а то бы у вас в пояснице треснуло, кланявшись-то.
— Вот и наши поля начались, — помолчав, сказал Михаил.
— А ну-ка приостанови!
Трофим Матвеевич слез и зашагал через выгон к побуревшему картофельному полю.
— А хороша удалась! Ей-ей, хороша! — кричал оттуда Трофим Матвеевич, руками разворачивая под ботвой землю и ощупывая клубни.
— К тому краю посильнее будет, — отозвался Михаил.
Трофим Матвеевич вернулся разрумянившийся, радостный. Подсел бочком к сыну. Мокрыми, вымазанными в земле пальцами раскрыл портсигар.
— Бери, Миш, закуривай. Да ты тройку сразу: заграничные, табачишко-то слабенький.
Михаил полюбовался золотистым ободком мундштука, покачал головой.
— Насчет этого они спецы — дерьмо в красивой обертке преподнести, — сказал Трофим Матвеевич.
— Эх, позавидуешь тебе, бать! Где ты только не был!
— Пришлось, верно. Аж замутило — на чужую жизнь глядеть.
— Что, не понравилось? А, говорят, электричество везде, асфальт, газ голубой в витринах.
— Хе-хе, Миша, не та цена этому, как говорят, не та. Ватрушки, бывает, едят, да плачут. Чего, кажись, лучше — из садов крыши красные черепичные видать под Бухарестом-то. А вошли мы — к нам, будто на огни, люд простой потянулся. Одиннадцать звездочек у меня, как у старшины, про запас было, — все выпросили. Словно брильянты какие, в петлички пристегнули, а вдруг и засияли лицом. А отчего? Силу в себе свежую, молодую почуяли… Вот тебе и газ голубой!
— Ну, бать, про Вену расскажи. Обещал ведь в письме.
— Не-е, малый, теперь ты говорить изволь. Как тебе на моем месте, председателем-то? Что народ про работу твою говорит? Медком не промазывай, как есть на самом деле, батьке скажи, а то сам до всего докопаюсь.
— Плохого не слыхал от народа, не попрекают пока, — ответил Михаил.
— А сад как, не заглох?
— Писал же тебе: сто корней вишни добавил. Хотел владимирки постараться — не было.
— Эх, жалко, жалко, — подхватил Трофим Матвеевич. — Много всякой вишни приходилось пробовать, а слаще нашей владимирки нету.
— Что ты, бать! А шубинка? С кислицей чуть, но варенье на мед ни одна баба не променяет.
— Варенье, значит, варите? Эх, и любительница мать наша с вареньицем-то у самоварчика посидеть!
— Новый самоварчик купили, бать, а зря! Теперь скоро у чайника электрического сидеть будем.
— Что, электричество проводят?
— Нет, свою станцию ставить надумали.
— Видел я там, Миша. Небольшенькая стоит на речушке какой-нибудь — свет на хуторе, и молотилка стучит, и чайку вскипятить можно. Запала в меня эта мечта. Вот бы сотворить нам такое.
