Впрочем, почему у отца?
Оказывается, что у чужого человека.
Он дошёл до своей комнаты, проскользнул в открытую дверь. Не раздеваясь, лёг на кровать. Полежал минуту, слушая бубнёж из кухни. Родители никогда особо не ссорились, да и сейчас, разве это ссора? Вот у Костяна, когда ссорятся – даже кот с синяками ходит…
Эрик достал из кармана наушники, воткнул в уши, запустил трек. Группа «Тёмный пластилин» гнала рэп – опускала Тимати и прочих старпёров по-чёрному. В дверях мелькнул силуэт – Эрик сделал вид, что не заметил.
– Эрик!
Он вынул наушники. Посмотрел на родителей.
– Ты давно дома? – спросил отец растерянно.
– Да с полчаса, – ответил Эрик. – Уроки сделал, музыку слушаю.
Мать и отец переглянулись.
– Ну… хорошо. – Отец ушёл. Мать постояла, потом зашла, прикрыла дверь. Села на кровать.
– Что… мам? – спросил Эрик.
Она почувствовала заминку. А он не смог её спрятать. Или не захотел. Обычно у него всё получалось – как сегодня, когда пришлось ругаться с Антоном. Эрик мог быть своим в любой компании, мог общаться с кем угодно и кого угодно убедить в своей правоте. И мать мог убедить. Но сейчас – будто не захотел.
– Ты слышал, – сказала мать.
Эрик молчал.
– Мы тебя любим, – сказала мать. – Отец просто переживает, он тоже тебя любит. Он сгоряча… от волнения.
Эрик подумал, что это, в принципе, правда. Может и получал он порой выволочки, а пару раз, в детстве, ремня по заднице – но всегда по делу. И подарки ему дарили хорошие, и прикид был правильный, и когда он заболел китайским гриппом – отец и мать сидели рядом, переживали…
– Да всё в порядке, мам, – сказал Эрик. – Ты чего вообще?
Мать заколебалась. Понимала, что сын услышал правду, но хотела поверить, что ничего не произошло.
– Спи давай, – она натянуто улыбнулась. – Завтра в школу.
– Завтра суббота, – поправил Эрик. И зевнул. – Но я сейчас, да. Буду спать.
Мать вышла, поглядывая на него. Он остался лежать. В груди бухало сердце, было противно и тоскливо, хотя с чего бы вдруг? Антон с мачехой живёт, Костя с отчимом. Наверняка среди компании есть и приёмные ребята. Что он распереживался? Не младенец, чтобы сопли на кулак наматывать.
Но что-то изменилось.
Даже не в его отношении к родителям. Оно, пожалуй, хуже не стало.
Но словно… словно якорь какой-то оборвался.
Эрик даже обрадовался, когда поймал себя на этой ассоциации. Оборвался якорь. Его что-то держало, крепко-накрепко, и он к этому привык, смирился. А теперь свободен.
Эрик встал, кровать слегка скрипнула. Подошёл к окну. Сквозь деревья и дома виднелся краешек моста над бухтой Золотой Рог. Владивосток – красивый город, Эрик его любил: и летний – тёплый, и зимний – промозглый, и осенний – дождливый, и весенний – туманный.
Но сейчас он вдруг ощутил, что город – чужой.
А ему надо… надо… туда…
Без всяких прощаний и записок. Они всё равно никого не успокоят и ничего не изменят. Если корабль сорвало с якоря, то он отдаётся на волю волн. А родителям, наверное, тоже стоит побыть без него. И решить, кто он для них.
* * *
В старой однокомнатной квартире, куда некогда он, Виктор, привёл явившуюся за ним Тэль, всё осталось по-прежнему. Видавшая виды, советская ещё мебель, потёртый, но любимый плед, книги на полках. Туда, в обиталище Дракона-хранителя, он взял всё новое, словно часть души непременно должна была остаться в этих стенах.
А на полке внимательно глядел чёрными пластмассовыми глазами собранный из «Лего» дракон.
Нотти возилась с ним чуть ли не месяц. Но – собрала и настояла, чтобы он стоял у папы «в другом доме».
В квартире было тихо и чуть затхло. Но думалось Виктору лучше всего именно здесь.
Никогда за все двадцать три года баба Вера не была так встревожена. А чутью её Виктор доверял. Что же могло случиться – здесь, в Изнанке? Кто-то опасный ищет дорогу в Срединный Мир? Чепуха, волшебство здесь не развито, оно противоестественно для рационального и логичного человеческого мира. Люди порой проявляют волшебный дар или просто становятся чужды миру Изнанки, тогда он их выкидывает, выбрасывает, они находят тайные тропы или скрытые двери – и попадают в Срединный Мир. Кто на радость себе и другим, кто на горе. Кто становится магом, кто живёт обычной жизнью, но большой беды от того нет.
