Предстояло разубедить его в этом. Во что бы то ни стало надо было показать, что слухи о моем "разобранном" состоянии необоснованны, что уставшим я только прикидываюсь. Только так Глухов сломается.
Я собрал в себе остатки сил и эту задачу выполнил... Глухов не сломался. Наоборот, его охватило более жгучее желание победить меня. Но, как ни парадоксально, оно и явилось причиной его слома. От чрезмерных желаний планку обычно сбивают. Глухов не стал исключением. 215 он взял лишь с третьей попытки...
Сознание того, что я (слабейший) вдруг почему-то выигрываю у него (сильнейшего), стало постепенно доканывать Глухова. Чтобы ускорить этот процесс, я сделал такой жест - подошел к нему и спросил:
- Какую высоту ставить будем?
Он нервно подернул плечом, ответил:
- Какую, какую! 218!
- А может, сразу 221? Чего силы зря тратить?
Глухов разозленно отвернулся, пошел к судейскому столику и заказал 218. Я пришел следом, заявил:
- Эту высоту я пропускаю.
От такой наглости мой соперник чуть не задохнулся... В состоянии бессильной ярости он сбил планку все три раза...
Я, конечно, рисковал, но другого выхода у меня не было, пусть бы я умер, но 218 я бы уже не взял...
Позже, остыв, Глухов наконец понял это. Приблизившись, он тихо сказал мне:
- Уполз... Ну смотри! В другой раз такого никогда не случится!
Я широко улыбнулся, ответил:
- Правильно! В другой раз я тебя и близко не подпущу!
Этой фразой я закрепил свое прежнее моральное преимущество. И действительно, другого раза у Глухова уже не случилось...
Через месяц Кислов уговорил меня полететь на состязания в Норвегию. Уговорил, потому что я заболел гриппом. Ведущие прыгуны разъехались кто куда: в Польшу, во Францию, в Италию...
Матч СССР - Норвегия проводился впервые, нам хотелось его выиграть. С температурой 37,8 я отправился в Скандинавию. За ночь до соревнований я, как и в Токио, опять выпил стакан "Зверобоя". Наутро температура спала. Но слабость осталась.
В сектор я вышел на трясущихся ногах, перед глазами плавали мутные круги.
Все высоты: 203, 206, 209, 212 я преодолел "на зубах", все с третьей попытки.
И вдруг перед двумя метрами пятнадцатью сантиметрами я ощутил знакомую легкость. На этих соревнованиях я взял 218.
Преодолев в Норвегии свою хворь, я почувствовал, что вновь начинаю обретать силы. В Англии на крупных состязаниях - 220. Через две недели в Финляндии - 222. В Италии - 224. В США - 225.
В Америке я попросил установить 2 метра 29 сантиметров - выше своего мирового рекорда. Этот результат мне не покорился, но я почувствовал - близко.
В Париже взял 226, пошел на 230. К этой высоте я прикоснулся только кожей колена. Планка мелко задрожала и по микронам поползла с подставок, упала. Но было ясно: еще полмесяца, месяц, и я сяду на такого коня, на которого вряд ли кто еще сумеет сесть в течение ближайших нескольких лет.
Пока же я сел на мотоцикл. Сел позади сокурсницы по институту мотогонщицы. Я попросил ее подвезти меня до метро.
Москва стояла в золотых листьях, только что прошел дождь, проглянуло солнце. Все сверкало - лужи, река, окна домов, гранитный парапет набережной. Девушка (ее звали Светлана) оглянулась на меня, улыбнулась. На один миг. Но именно в этот миг я успел увидеть подрагивающую стрелку спидометра, отметку "80", крутой поворот дороги, исчезающей в темном провале туннеля, и перед его зевом огромную искрящуюся лужу. В следующее мгновение мотоцикл влетел в лужу, скользнул влево, из-под меня тотчас ушла опора. Страшный удар о столб, я понесся в черную бездонную дыру. Сознание успело поставить точку: "Все".
...Когда сознание вернулось, я увидел сокурсницу. Ее трясло в нервном ознобе. На ней самой не было ни царапины.
Я попытался встать и не смог. На обочине заметил свою правую туфлю. Посмотрел на ногу, с которой она соскочила, и не нашел ее. Я на ней сидел. Подо мной оказалась липкая лужа крови. Я высвободил из-под себя ступню вместо нее торчали страшные костные отломки. Сама ступня висела на одних связках и сухожилиях.
Кости были неестественно белого цвета. Я равнодушно отметил: "Все как в анатомичке института".
