Мой отец погиб в автокатастрофе, когда мне исполнилось двадцать. Перевернулся в машине на насыпи. Согласно показаниям очевидца — водителя грузовика из Вайоминга, — отцовский «бьюик» просто-напросто сполз с шоссе. В ту ночь подморозило, и очищенная от снега дорога была скользкой.
Кое-кто подозревал — неофициально, разумеется, — что отец совершил самоубийство. Я в это не верил. Да, в последние месяцы жизни он был задумчив и чем-то озабочен. Возможно, подобная рассеянность даже сыграла свою роль в аварии. Но самоубийство? Ни за что не поверю.
Мама, и ранее склонная к неврозам, после катастрофы окончательно сошла с ума. Она в буквальном смысле погрузилась в себя. Линда ухаживала за ней в течение трех лет, пока в конце концов не сдалась и не признала, что матери необходима профессиональная помощь. Сестра часто навещала ее в больнице. Я — нет.
Наконец на экране появилась главная страница сайта. Я нашел нужное поле и напечатал: «Бэт Стрит». Передвинул курсор и набил в другом окошке пароль: «Тинейджер».
Ничего не изменилось.
— Ты забыл нажать клавишу «Вход», — подсказала Шона.
Хорошо, нажму.
Экран побелел, затем на нем появилась реклама компакт-дисков. Внизу медленно поползла, увеличиваясь, полоска загрузки. Когда загрузилось около восьмидесяти процентов, реклама исчезла, сменившись надписью: «Ошибка. Использованные вами имя пользователя и пароль не значатся в нашей базе данных».
— Попробуй еще, — посоветовала Шона.
Я послушался. Ответом мне была все та же надпись.
Что же это такое?
Я проверил время: 20:13:34.
«Час поцелуя».
А вдруг это и есть ответ? Вдруг ящик еще не существует, как не существовала до поры до времени вчерашняя ссылка? Нет, что-то не верится.
— Может быть, стоит подождать до пятнадцати минут девятого? — будто читая мои мысли, спросила Шона.
Что ж, я подождал и повторил попытку в восемь пятнадцать. И в восемь семнадцать. И в восемь двадцать.
Ошибка.
— А если фэбээровцы выдернули вилку из розетки? — сказала Шона.
Я мотнул головой, не желая сдаваться.
Нога опять затряслась. Одной рукой Шона прижала мое колено, а другой схватила запищавший вдруг мобильный и зарычала на собеседника. Я проверил время. Попробовал войти еще раз. Не вышло. И еще. Снова не вышло.
Уже половина девятого.
— Она могла опоздать, — неуверенно предположила Шона.
Я нахмурился.
— Ты же вчера не понял, где находится Элизабет, так?
— Так.
— А вдруг она в другом часовом поясе и перепутала время?
— В другом часовом поясе?
Я еще сильнее нахмурился, Шона пожала плечами.
Мы просидели у компьютера больше часа, и, к чести Шоны, она ни разу не произнесла ничего вроде: «Я же говорила!» Даже наоборот — неожиданно хлопнув меня по спине, воскликнула:
— Идея!
Я повернулся.
— Подожду-ка я в другой комнате, вдруг поможет?
— В смысле?
— Знаешь, как в кино: только я окончательно уверюсь в твоей ненормальности и вылечу на улицу — бац! — приходит сообщение, ты читаешь его в одиночестве, и никто тебе не верит. Есть такой мультфильм про Скуби-Ду — там только он и Шэгги видят привидение, а остальные считают их чокнутыми.
Я взвесил ее слова и согласился попробовать.
— Чудесно. Я пошла на кухню. Как только выскочит сообщение, кричи.
Она поднялась.
— Ты просто пытаешься меня развеселить, — мрачно сказал я.
— Наверное, — подумав, согласилась Шона и вышла.
Я повернулся и вновь уставился на экран.
— Пока ничего, — сообщил Эрик Ву. — Бек пытается войти и получает предупреждение об ошибке.
Гэндл открыл было рот, но, услышав шум подъезжающего лифта, захлопнул его и взглянул на часы.
Ребекка Шейес вернулась точно по расписанию.
Ву отвернулся от компьютера и посмотрел на Гэндла своими змеиными глазами. Гэндл достал пистолет, на этот раз девятимиллиметрового калибра. Ву метнулся к двери и выключил свет.
Оба замерли в темноте.
Секунд через двадцать лифт остановился.
* * *
Ребекка почти не вспоминала Элизабет и Дэвида, как-никак восемь лет прошло. И все же утренний разговор всколыхнул забытые подозрения. Неприятные, надо сказать, подозрения.
Бек наконец-то спросил про «автокатастрофу».
Восемь лет назад она не смогла рассказать ему правду, ведь он не отвечал на звонки. А потом арестовали Киллроя, и ее рассказ уже не казался столь необходимым — зачем ворошить прошлое и лишний раз травмировать Бека? Ведь преступник уже в тюрьме.
