Их взаимная неприязнь была такой давней, что его неожиданное предложение обескуражило ее.
– Соглашению?! Между мной и тобой?
– Я знаю, что наши семьи попортили друг другу немало крови, но сейчас все по-другому и хочешь верь, хочешь не верь, но я вовсе не питаю недобрых чувств к тебе или «Сентинел». Наоборот, рад буду переговорить с Алом Шварцем и другими, – он усмехнулся, – в качестве жеста доброй воли.
– Значит, ты признаешь, что давил на них?
– Ну вот, опять все сначала! Вновь поспешные выводы. Все, что я имел в виду, – так это замолвить словечко за тебя. Остальное, без сомнения, будет зависеть от них самих.
«Хорош! – мысленно восхитилась Лаура. – Мягко стелет, жестко спать».
– Понятно. – Она пронзила его испепеляющим взглядом. – И ты сделаешь это из врожденного добросердечия или потребуешь что-нибудь взамен?
К нему, похоже, вернулось благодушно-шутливое настроение.
– Раз уж ты сама коснулась этой темы, небольшие благожелательные материалы время от времени пришлись бы кстати.
– Не говоря уже о том, что ты ожидаешь от меня прекращения моего расследования?
– Мне просто больно смотреть, как ты теряешь время на столь пустячное дело, когда куда более важные вопросы остаются без внимания. – Он взглянул на нее в упор своими голубыми глазами, столь характерными для всех Кендаллов. – Но это уж, как тебе будет угодно.
Их взгляды скрестились, и Лауре на мгновение отчетливо представилось, сколь ужасной может быть его месть, как быстр и безжалостен будет его удар. Соблазн согласиться на его предложение был велик. Особенно принимая во внимание, что на карту поставлены работа и благополучие пятисот человек и их семей.
Но Лаура никогда не искала легких путей отступления. Она слишком любила свою профессию, чтобы использовать ее как разменную монету в переговорах. Малкольм Кендалл ничуть не изменился. Он остался таким же бесчестным интриганом, каким был всегда. Пусть она пока не в силах доказать, но это только вопрос времени. И она, конечно же, найдет способ удержать «Сентинел» на плаву, будет ей мешать Кендалл или нет.
– Благожелательную прессу надо еще заслужить, – произнесла девушка ровным голосом. – И потому я буду делать то, что умею лучше всего, – писать правду.
На этот раз в его глазах сверкнула неприкрытая ненависть. Не обращая на это внимания, она встала и направилась к двери. Она уже собиралась открыть ее, когда он окликнул ее по имени. Держась за ручку, она обернулась.
– Не советую тебе затевать крестовый поход, Лаура. Ничего хорошего из этого не выйдет. Особенно здесь, в моем городе.
Малкольм, поджав губы, напряженно смотрел на закрывшуюся за ней дверь. «Вот ведь ханжествующая тварь, задавака! – подумал он, шумно вздохнув. – Донкихотствующая дура, точь-в-точь ее отчим! И такая же опасная!»
Его беспокоили отнюдь не ее догадки, а то, что, если ей позволить продолжать это проклятое расследование, она вполне может докопаться до истины.
Он с силой обрушил кулак на подлокотник. Нет, он не даст ей себя уничтожить. Сейчас, когда цель так близка! Конечно, есть вероятность того, что, поразмыслив на досуге, она поймет, что сотрудничество с ним – ее единственный шанс на выживание. В противном случае придется прибегнуть к более действенным методам.
Лаура направлялась на запад по 71-му шоссе. Она аккуратно обошла огромный грузовик с прицепом и лишь после этого, разогнав машину, включила автоматический контроль скорости. Огни и шум города остались позади, уступив место типично техасскому холмистому ландшафту, райскому уголку лесистой природы к западу от Остина, о котором еще лет десять назад знали только единицы.
Дж. Б. Лоусон, происходивший из семьи давно осевших здесь немецких колонистов, унаследовал от деда десятиакровое ранчо в округе Бернет и пользовался им в качестве места для уик-эндов, пока восемь месяцев назад не ушел на покой и не перебрался сюда навсегда.
Понятно почему: воздух в этих местах был чище, а жизнь текла неторопливо, как когда-то раньше на добром старом Западе.
Сейчас она как бы вдали от цивилизации наслаждалась девственной природой, всем своим существом впитывая вид далеких известняковых холмов, испещренных островками мескитовых рощ и зарослей можжевельника, глядя на стройные ряды подсолнухов и диких петуний вдоль дороги; поля, заросшие буйной пампасной травой.