— Может, отметим начало нашей дружбы? — предложил Элькин.
— Не возражаю.
Люба и сама себе не могла объяснить, почему сразу согласилась. Профессор извлек из холодильника бутылку шампанского и достал из шкафа хрустальные фужеры.
— Ну, — произнес он тост, — за нерушимую дружбу!
Они чокнулись и выпили: мужчина крупными глотками и быстро, а девушка мелкими и медленно. Хозяин кабинета предложил сигарету.
— Спасибо, не курю, — деликатно отказалась Люба. Шампанское вызвало приятное головокружение у непьющей девушки, и она охотно согласилась выпить еще.
Теперь Казакова не казалась недоступной. Чуть засветилась бездонная голубизна глаз, порозовели щеки, стало мягким лицо. Алые, нежные, свежие губы негромко о чем-то щебетали. Но профессор не слушал ее, ему нестерпимо захотелось коснуться этих губ.
— На брудершафт! — предложил Элькин, не выдержав напряжения и разлив остатки шампанского.
— Наливай! — махнув рукой, согласилась Люба, заметно пьянея. Она уже разговаривала с преподавателем на «ты», но обращалась к нему по имени и отчеству. Элькин передал девушке фужер и ее легкая ручка переплелась с его рукой.
Казакова с готовностью подставила губы, и ее неумелый поцелуй лишь еще больше распалил Элькина. Но дальше поцелуев Абрам Семенович не пошел, не желая спугнуть девушку. В этот вечер Абрам Семенович отвез Любу домой на черной служебной «Волге».
Постепенно между ними завязались отношения, явную выгоду от которых Казакова почувствовала сразу. Элькин не только по своему предмету делал ей поблажки, но и договаривался с другими преподавателями, так что многое, что было непозволительно для других студентов, ей легко сходило с рук. Их физическая близость так и ограничивалась поцелуями. Профессор не торопил события.
Любу же такая дружба вполне устраивала, и она умело удерживала его на безопасном расстоянии. Она почувствовала силу магии своей внешности и решила, что раз природа наградила ее красотой, то она имеет право пользоваться ею в своих целях. Незаметно пролетели несколько беззаботных студенческих месяцев. Но все же наступило время, когда и Любе пришлось испытать первую любовь и на собственном опыте убедиться в ее притягательной силе.
Однажды Абрам Семенович спросил, ела ли она когда-нибудь шашлык зимой, на природе и знает ли она, каким он бывает вкусным в морозные дни?
— Насколько я поняла, ты приглашаешь меня на шашлыки? — догадалась девушка.
— Верно, в зимний лес.
— Мы будем одни?
— Нас отвезет мой новый водитель, а через несколько часов заберет.
— Как интересно, — обрадовалась Люба, хлопая в ладоши. — А мы там не замерзнем?
— Одевайся потеплее, — предупредил Элькин. — В воскресенье, в десять часов утра, я за тобой заеду.
В выходной девушка проснулась рано, от завтрака отказалась, торопливо собираясь, то и дело выглядывая в окно.
— Куда собралась? — поинтересовалась Ирина Анатольевна.
— На природу, мама.
— Так поешь, — настаивала мать.
— Да не останусь я голодной, — отмахнулась Люба. — Мы шашлыки будем делать.
Из спальни показался Сергей с заспанным лицом.
— Может, и меня с собой возьмете? А то дома такая скука.
— Ты будешь третий лишний, — без всякой злости ответила сестра. — Лучше бы на работу устроился, сидишь на шее у матери.
— Нет у меня особого желания пахать за копейки. Нашли дурака! Ты, между прочим, в семью доход не приносишь, — попрекнул брат сестру.
— Я учусь на врача, а ты, уже сколько месяцев прошло, как из армии вернулся, все баклуши бьешь.
— Не твоего ума дело. Я Алексея жду, он заберет меня с собой.
Такие перепалки у них происходили почти каждый день, но ничем не заканчивались. Обычно спор прерывала мать. Так было и в этот раз.
— Началось с утра пораньше, — вмешалась в разговор Ирина Анатольевна. — Замолчите оба. Ты немедленно отправляйся в ванну, — обратилась она к Сергею. — А ты, — Ирина Анатольевна внимательно посмотрела на дочь, — объясни матери, что означают слова «третий лишний».
— Ты правильно догадалась, мама.
— Продолжаешь встречаться с этим престарелым профессором?
Во взгляде матери застыл молчаливый упрек.
— Пожалуйста, не начинай все сначала. Во-первых, он младше тебя и совсем еще не старый…
