Отец кивнул:
— Самолет один, да транспондеров на нем два!
— Это еще что такое?
— Приемопередатчик, который на запрос с земли автоматически посылает идентификационный код. На каждом борту один транспондер, а у меня — два! Захожу в диспетчерскую зону. — Петр Семенович ладонью изобразил летящий самолет. — Тут же приходит запрос: «Кто летит?» А мой идентификатор отвечает: «Борт «С-1149». Так его диспетчер и зарегистрировал. Перехожу в следующую зону контроля, включаю второй автоответчик, а он на дежурный запрос отвечает: «Борт «К-2101». Так и регистрируется. Попробуй потом разберись, кто куда летел! А если местность пустынная — степь, там, или тундра, можно еще на бреющем пройти, чтобы вообще под радар не попасть… — Отец приблизил ладонь к самому столу и провел над клеенкой. — Это мне Виктор Дмитриевич подсказал! Тогда сам черт не определит маршрута! Понял теперь?
— Понял… — удивленно ответил Георгий.
— Только имей в виду, эта информация с грифом «Сов. секретно». Я тебе раскрыл государственную тайну.
— А почему раньше не раскрывал?
— Да потому, что раньше ты зеленым пацаном был, а сейчас — без пяти минут лейтенант Советской армии. И опять же — сын мой… Да ты ешь, ешь! А я выпью… За упокой души его лётной!
Отец залпом опрокинул рюмку, поднёс к лицу кусок хлеба, понюхал и положил обратно в тарелку.
— Ну, батя, я тебе тоже тайну раскрою, — сказал Георгий, за обе щеки уплетая жареную картошку. Он отвлекся, и аппетит появился сам собой.
— Какие у тебя тайны? — покосился Петр Семенович. — Небось, жениться надумал?
— Нет. Особист меня завербовал.
— Вот оно что. — Отец невозмутимо налил еще рюмку. — На патриотизме или на компре?
— На компре…
Георгий рассказал, как было дело. Петр Семенович хмыкнул.
— Железная «компра»! Парень девушку без очереди провел мороженого поесть! Правда, удостоверение ты зря засветил, но всё равно за это головы не рубят…
— Ну, а теперь что? — спросил Георгий.
— Да ничего! Ты с ними не ссорься, на рожон не лезь. Если шпион объявится, диверсанты или другая угроза безопасности Родины, — ты, конечно, информируй. А если кто-то из ребят анекдот расскажет, то не пачкайся. Это уже не патриотизм, а стукачество.
— Да я, собственно, так и думал.
— Ну, и хорошо, что мы думаем одинаково.
На кухню бесшумно, бочком вошла Мария Ивановна.
— Слушай, Петя, ты похлопочи перед Виктором Дмитриевичем, чтобы Жору по распределению в Москве оставили.
Отец свел брови.
— Как ты думаешь, с какими глазами я к главкому подойду с такой просьбой? Когда я чего просил?
— Ну, хотя бы, чтоб в Афганистан не отправили…
— А насчет этого и просить не надо: стратегических ракет в Афгане нет, значит, и выпускнику ракетной академии там делать нечего. А в шахте посидит пару лет — все с этого начинают, это важный опыт.
— Ты ничего для себя не просишь. Другой бы уже давно в ордерской квартире жил, а не в служебной.
— Какая тебе разница? — привычно огрызался Петр Семенович. — Что, ордер комнат прибавит? Будем точно так же жить, как и сейчас…
— Свое — это не чужое, — возражала мать. — Случись что — и нас мигом выселят.
— Что может случиться? Я разобьюсь? Так семью никто не тронет!
Мать скорбно покачала головой и так же бесшумно вышла.
— Пап! А тебя в Афган не отправят? — пронзенный внезапно пришедшей мыслью, спросил Георгий. — Летчики там требуются.
Петр Семенович махнул рукой.
— Отправят, не отправят… Какая разница? Кому суждено сгореть, тот не утонет!
Георгий посмотрел Петру Семеновичу в глаза. От этого взгляда отец, показалось, смутился.
— Ну что ты, честное слово! То мать все учит: попроси то, попроси се… Теперь ты… Просить начальство — это последнее дело. Хотя Виктор Дмитриевич меня уважает, может, и выполнил бы просьбу. Только уважать, думаю, перестал бы. А что важнее: уважение или квартира?
Георгий хотел предложить задать этот вопрос матери, но передумал, подошел, обнял отца, прижался к крепкой спине, как когда-то в детстве.
