– Какие тебе нравятся? – застенчиво моргая редкими белесыми, ресницами, спросил Бышек.
Я ткнула в красные:
– Эти.
– Спасибо, – обрадовался он, спрятал бусы в карман телогрейки и заспешил: – Пойду… Надо…
Он двинулся к воротам. Во мне что-то натянулось и зазвенело вслед: «Стой! Не ходи туда! Там смерть», но язык словно присох к небу.
«Княжна разберется, – попыталась успокоиться я. – Она упрямая, не отступится. Все расскажет поляку. Будет резня, шум. Нет, мне в этом проклятом городе делать нечего».
Струна внутри зазвенела и оборвалась, оставив щемящую боль. «Прочь отсюда!» – приказала я себе и двинулась дальше. Дорога вывела к реке. Я свернула в поле и по рытвинам выбралась в перелесок. Кусты обступили меня со всех сторон. Пухлые почки округлились зелеными шариками и ждали теплых солнечных дней, где-то за кустами весело тренькала птица. Весна… Почему же на душе так погано?
Я раздвинула ветви и выбралась на небольшую, круглую поляну. Что-то в ней показалось знакомым. Через пару шагов под ногами возник небольшой каменный бруствер, а за ним – темная дыра. Так это ж Ведьмачья яма! Та, в которой я познакомилась с Дариной!
Я подобралась ближе к дыре и склонилась. В яме было тихо и темно.
– Эй, есть кто? – окликнула я.
– То… то… то… – отозвалось эхо.
Никого. Да и кому там быть? Не Дарине же… Она нынче мотается по городам-весям. Забыла про меня… А ведь клялась – «помогу, коли что». Хоть бы раз помогла.
– Найдена…
Меня отбросило от ямы. Из темной дыры звучал голос Дарины. Слабый-слабый…
Опустившись на четвереньки, я подползла к самому краю:
– Дарина?! Ты где?
– Де… де… де… Эхо. Померещилось.
Я поднялась, отряхнулась и шагнула на кочку. Ноги заскользили. Земля подо мной качнулась, куст вскинулся вверх, а небо полетело вниз и в сторону. Я ухватилась за ветку. Гибкая тростинка вырвалась и 'больно хлестнула по щеке. В глазах зарябило…
– Что же ты так неловко? – произнес укоризненный голос. – Вставай.
– Дарина? – Голова у меня гудела, в глазах мельтешили яркие точки, но я разглядела ведьму.
Она стояла на самом краю ямы. Темный просторный плащ укутывал ее с головы до пят. Широкий рукав обнажал тощую, иссохшую руку. В руке темнел суковатый посох.
– Чего дивишься? – спросила Дарина. – Ты позвала, и я пришла. Как обещала…
Нет. Этого не могло быть. Дарине неоткуда было взяться. Наваждение.
– Чур\ – Я поспешно перекрестилась.
– Сама звала, сама гонишь, – тая в воздухе, обиженно заявило видение. – О Боге вспомнила. А недавно ради собственной шкуры скольких отдала на заклание и не перекрестилась? Княжну предала… Бросила…
Она исчезла. Остались только суковатая палка и клочок тумана. Потом растаял и он.
С трудом перевернувшись на живот, я села и потерла затылок. Пальцы коснулись чего-то липкого, а голову прострелило болью. Что это? Я поднесла ладонь к глазам. Кровь… Откуда? Взгляд ощупал жухлую, смятую моим телом траву и наткнулся на выпирающий из земли продолговатый камень. На серой поверхности темнели пятна крови. Я оторвала от нижней рубахи кусок подола и принялась заматывать голову. Надо же было так упасть! И Дарина… Давно я о ней не вспоминала.. Что там она болтала? Мол, я поляков предала, княжну бросила… А ведь бросила. Побоялась за свою шкуру.
Вдруг вспомнились огромные, умоляющие глаза Предславы, то, как она плакала и цеплялась за мои плечи… Никто за меня так не цеплялся. Потому что никому была не нужна…
Я поглядела на небо. Оно уже потемнело, однако Вечерница еще не вышла. Еще есть время. Я вернусь и помогу Предславе. Нельзя предавать друзей. Тем более одиноких…
Все рушилось. Предслава не пришла и даже не прислала свою девку.
Анастас метался перед потайной дверью и тихонько стонал.
Что случилось? Предала? Все женщины – предательницы… Она все рассказала Болеславу…
Он прижал к боку увесистый ящик с монетами. Перед глазами встала страшная картина: воины Болеслава в его клети. Их мечи блестят, а глаза горят праведным гневом. Они шарят по углам, переворачивают столы и стулья… «Казна! Нет казны!» – кричит один…
Господи, Господи… Что же делать? Ждать больше нельзя. Деньги при нем, значит, он сумеет обойтись без княжны… Он выживет.
