Декор потолка «святая святых» «Дома правды» в Барсиппе навеян теми же мистическими представлениями. К сожалению, теперь от него ничего не сохранилось, а описания, время от времени встречающиеся в надписях Навуходоносора, неточны и неполны. Соединение «злата и самоцветов» на нем изображало «письмена небес». Вообще-то в искусстве того времени, кажется, были излюбленными и широко применялись такие сочетания, роль которых была чисто орнаментальной; так были украшены, к примеру, священные ладьи Мардука и Набу. Но в этом священном месте задумавшие его декор художники, бесспорно, ставили перед собой более амбициозную задачу. Таким подбором материалов они хотели передать, как принято было говорить, «убранство небесных обителей», то есть зрелище, видимое вавилонянам на ночном небе. Сочетание металла и камней было земным напоминанием о нем. Если мы, конечно, правильно понимаем употребленное выражение, то разделение балок «на три части» воспроизводило даже «пути» небесного свода. Вавилоняне делили его на три полосы, расстилавшиеся от горизонта до горизонта с востока на запад, располагая в них созвездия и планеты, и каждой из частей соответствовал один из важнейших богов пантеона. Согласно «Энума элиш», так устроил небесное пространство Мардук; но это был явно поздний и небеспристрастный тезис. Только ревностные усилия почитателей перенесли на бога славу первоустроителя вселенной, первоначально ему не приписывавшуюся. Даже в VI веке астрологи и астрономы не считали себя обязанными доверять жрецам «Дома под высокой кровлей» и не принимали этой узурпации. Вследствие этого Мардук даже не имел права использовать в своем «жилище» этот космический порядок; из всех храмов Вавилонии он подобал лишь святилищу его сына. К тому же Набу был владыкой клинописных знаков — важнейшего элемента во всем комплексе всемирных соответствий. Вот здесь это изображение было на своем месте — над головой бога, то есть его культовой статуи; она всегда созерцала в своей «святая святых» письмена небес, а сам бог в то же самое время мог видеть планеты и звезды сверху.
ВОЗВРАТ К ДРЕВНОСТИ ИЛИ ОБРАЩЕНИЕ К ЧУДОВИЩАМ?
В «стране» говорили на многих языках — не только на вавилонском. Веком ранее это явление поразило одного ниппурского жителя, письменно поделившегося своим изумлением. Вавилонян VI века перестали интересовать иностранные наречия. Это удивительно, поскольку в это время благодаря политике их государя Навуходоносора иностранцев в Вавилонии стало намного больше.
Писцы на глине продолжали существовавшую несколько тысячелетий традицию; но во всех канцеляриях (прежде всего в дворцовой) наряду с ними работали специалисты, писавшие на коже по-арамейски. Их статус не был ниже, во многих случаях они играли заметную роль. Например, одному из них было поручено вести дела с Киликией, где вавилонского языка и письменности никогда не знали. Подобные культуры могли дать вавилонянам новые, зачастую экзотические взгляды на мир, однако те не обращали на них никакого внимания; но в то же время с их стороны не было и враждебности или даже просто пренебрежения. Они совершенно не собирались выходить за пределы традиционного образа мысли и письменности — вот и всё.
Самым широко распространенным из других языков тогда был арамейский: только его худо-бедно понимали почти по всей империи и даже дальше — например, в Египте. Все тексты на нем пропали, но в свое время в «стране Шумера и Аккада» они были доступны. Местная литература могла многое перенять оттуда, однако она осталась непроницаемой для внешних влияний. Правда, частная переписка тех времен свидетельствует, что в повседневный вавилонский язык понемногу проникали элементы арамейского разговорного наречия: писцы на глине и их клиенты были, в общем, двуязычны. Однако в школах преподавали только «классический» язык. Поэтому иноземное влияние на вавилонское искусство сводилось к нулю.
И наоборот, вавилонская власть могла бы претендовать на то, чтобы распространить вавилонский язык и словесность на подчиненные ей области. В каком-то смысле она так и поступала: мы находим клинописные надписи и на западе — в Вади-Брисса и Нахр-эль-Кельбе, и на востоке — в Сузиане, и на юге — на острове Файлака. Но все они представляют собой официальные документы; их назначением было засвидетельствовать политическое — и только политическое — присутствие Вавилона. Навуходоносор так же мало обращал на это внимания, как и ассирийцы веком ранее: он никоим образом не пытался сделать цивилизацию Нижнего Двуречья соперницей местных культур разных частей империи, чтобы она победила их, а то и вытеснила, став преобладающей. И он, и его современники проявляли лояльность ко всем этим культурам и очень просто приспосабливались к их существованию.
