"Вообще-то все это ерунда, - благодушно думал он, сосредоточенно глядя на кофейную чашечку. - Жизнь, смерть, счастье, горе. Меня вытолкнули в жизнь, не спрашивая, желаю я этого или нет. Конечно, сто раз можно было бы и уйти. И на это также не нужно спрашивать чьего-либо разрешения. Но то ли сила инерции бытия такова,то ли жизнь в принципе сильнее смерти. Ну, конечно же, сильнее - все, что дышит, растет существует"...
- Джерри!
Парсел поднял глаза. перед ним стоял Роберт Дайлинг. Мо- ложавый. Дышащий энергией, бодростью. ослепительно элегантный. В белом, отлично сидевшем на нем костюме. От него слабо пахло мужским одеколоном. Из-за его плеча улыбалась Лаура. Милая, нежная, стройная. В летнем, светлом, европейском платье.
- А, это вы! - сказал приветливо Парсел и жестом пригласил их к стойке.
"Джерри - здесь? Один? В это время? В таком виде? Небритый, неряшливо одетый?!" - недоуменно отметил про себя Дайлинг.
- Ну, что у вас новенького? - спросил Парсел, не сводя глаз с Роберта.
- Да вот, несколько часов тому назад прилетели из Дели. Отчет, затем отдых. Хочу Лауре наши Штаты показать, - блеск цивилизации продемонстрировать!..
- Отлично! - Парсел вымученно улыбнулся.
- Как Маргарет?
- Похоронил я Мардж вчера, Роберт. Призвал ее к себе Господь.
Потянулась тяжелая, неловкая пауза.
- Ты извини меня, Джерри. Я не знал, - проговорил Дайлинг. - Мы только что с самолета. - И, помолчав немного, добавил:
- Самые искренние от Лауры и меня соболезнования...
- Да, да, конечно, друзья, - отсутствующим голосом произнес Парсел. И от того, как это было сказано, Роберту стало не по себе.
Парсел вдруг усмехнулся, с неприязнью глядя на Дайлинга, и проговорил размеренно, словно учитель, диктующий классу контрольный текст:
- Роберт! Ты знаешь, что это была единственная женщина из всех наших общих знакомых, которая предпочла меня тебе? Которая никогда не чувствовала желания отдаться тебе? Вообще никому. Кроме меня. И еще, она безумно любила гвоздики...
Только теперь Роберт и Лаура заметили, что вдоль всех стойки стоят вазы с букетиками разноцветных махровых гвоздик. Парсел встал, вдел в петлицу пиджака белый с розоватым отливом цветок и, не сказав ни слова, даже не кивнув им на прощание, вышел из бара. Снаружи взревел мотор, взвизгнули шины. И все смолкло...
- Совсем другой мистер Парсел! - прошептала Лаура.
- Да-а, - ответ то ли на ее слова, то ли на свои мысли выдавил из себя Дайлинг. "Никогда в жизни Джерри не был актером, - думал он. - Значит, что-то в нем сломалось. Джерри Парсел сломался? Из-за смерти своей постылой жены?!" Но ведь он же видел Парсела только что. Своими глазами. И Лаура видела. И даже она, знавшая его какой-нибудь месяц, общавшаяся с ним только за ленчами,коктейлями, на приемах, даже она тотчас заметила перемену. А Роберт, приятель Джерри в течение десятков лет, наблюдавший и изучавший его в самых разнообразных жизненных ситуациях, выпивший с ним вместе не один бочонок виски, джина и коньяка, - он увидел, понял, почувствовал: Джерри Парсел сломался. Он не знал, надолго ли. И не насовсем ли...
Парсел, вернувшись домой и выслушав доклад секретаря о том, что директора компаний прождали его впустую четыре часа, зло отчеканил:
- Для них только полезно лишний раз протрясти брюхо. Назначьте заседание вновь, на завтра.
- Да, мистер Парсел. В какое время, мистер Парсел? Завтра суббота, мистер Парсел.
- Восемь часов сорок минут утра.
Вечером Парселу стало невыносимо тоскливо одному в огромном доме. Среди стольких темных комнат. Вблизи от ее комнаты. Машинально листая записные книжки, он внезапно натолкнулся на имя, которое никак не мог расшифровать. Наконец вспомнил: оно принадлежит стюардессе с делийской линии Рейчел. Он набрал номер и - о, удача! - она оказалась дома.
Через час они уже сидели в одном из многочисленных нью-йоркских ресторанов, где и кухня, и убранство, и мебель, и манера обслуживания, и сама обслуга носили космополитический характер. Если спросить человека, посетившего такой ресторан, что в нем самое характерное, он ответит: "Самое характерное - отсутствие чего-либо характерного".
