Естественно, восторженные взгляды гостей в первую очередь привлекла величественная люстра, подвешенная в центре потолка над ее кроватью. Это была та самая элегантная люстра из Барселоны с кристаллами, которые создавали непередаваемую игру цвета.
— Эта люстра, дорогие члены семьи, дорогие гости, имела для нас двоих исключительное значение, — заявил Ханнес. — В ее лучах Юдит и я в некотором роде… — потребовалась короткая пауза, чтобы присутствующие догадались улыбнуться, что больше подобает этой трогательной, но веселой ситуации, — …учились любить.
Юдит, на которую не действовали его словесные манипуляции, выдвинулась из задних рядов поближе к люстре, взялась обеими руками за свисающие шнуры с нанизанными кристалликами и заставила люстру зазвенеть той довольно странной и все же такой родной мелодией, что вызвало у гостей громкий смех.
— Вы только посмотрите, как она радуется! — воскликнул Ханнес.
Дверной звонок прервал хорошо поставленное зрелище, и разговоры внезапно прервались.
— Это мои гости, — четко и ясно объявила во всеуслышание Юдит.
Давно присутствующие не слышали такого звучания ее голоса. Впрочем, и самой Юдит придется снова привыкать к нормальной речи. В дом вошли Бьянка с Басти в сопровождении двух незнакомых мужчин, которые остались в прихожей.
— Мы приносим извинения за то, что, сами того не желая, вынуждены помешать вам, — произнес тот, что поменьше. У него запотели стекла очков.
— Вы нам не помешаете, тем более что торжество в самом разгаре, — заметила Юдит. — Это вы меня извините за внешний вид. Я не подумала приодеться более подходящим образом по такому поводу.
Юдит не нужно было оглядываться на друзей, чтобы насладиться торжеством, произведенным на них этой речью. Их удивлению не было предела. А Ханнес просто обалдел от неожиданности.
— Эти господа из уголовной полиции, — поспешила сообщить взволнованная Бьянка, — господин инспектор Биттнер и господин старший инспектор Кайнрайх. — Она сделала легкий поклон в их сторону.
Басти стоял рядом, краснея, с открытым ртом.
— Господин Бергталер? — Старший инспектор адресовал вопрос ко всей сбитой с толку и глубоко смущенной группе гостей.
— Это я, — ответил Ханнес сам не свой от шока. С поникшим взглядом, подергивающимися уголками рта, как тогда в кафе «Райнер», когда Юдит первый раз попыталась разорвать с ним отношения.
— У нас к вам ряд вопросов, поэтому мы просим…
— Вопросы? — удивилась мама.
— Поэтому просим вас проследовать с нами в полицейский участок, чтобы мы…
— Разумеется, господин инспектор, — произнес Ханнес дрожащим голосом, — если я смогу быть полезен.
Юдит: он сможет. Мама: в участок?
— Это, к сожалению, необходимо, поскольку поступило объемное заявление о совершенном и готовящемся новом преступлении, и по меньшей в двух случаях у нас есть основания подозревать данное лицо в совершении преступления… — Инспектор открыл синий блокнот, прокашлялся и зачитал:
— В соответствии с параграфом 99 — лишение свободы, параграфом 107 — опасная угроза, параграфом 107 а — настойчивое преследование, параграфом 109 — нарушение неприкосновенности жилища…
Мама: ради всего святого! О чем идет речь, что произошло?
— Поверь мне, мама, тебе вряд ли захочется об этом знать, — ответила Юдит и подала знак Бьянке. Та легонько толкнула Басти, он закрыл рот и пошел открывать дверь.
— У нас еще один неожиданный гость.
Юдит шагнула навстречу высокой худой женщине с коротко постриженными поседевшими волосами, которая до этого момента дожидалась снаружи, взяла ее под руку, подвела к маме и официальным тоном представила:
— Фрау Пермазон — это моя мама. Мама, это фрау Адельхайд Пермазон, теща Ханнеса.
Следующие мгновения, — пока до гостей постепенно доходил смысл слов, — сполна компенсировали страдания последних месяцев.
— Я вижу, мои дорогие гости потеряли речь от удивления, — произнесла Юдит, — поэтому считаю необходимым кое-что пояснить. О своей супруге, Изабелле, дочери фрау Пермазон, Ханнес точно так же… психологически заботился на протяжении многих лет вплоть до сегодняшнего дня.
— Что ты сделал? — закричала худая поседевшая женщина. — Почему ты так с нами поступил?