– Нет. Не французский, и не немецкий, – покачала головой Шарлотта. – Видите ли, миссис Стабс, я боюсь, наш пациент не понимает английского. А я не могу понять, на каком языке говорит он. Может, на итальянском? У итальянцев ведь много диалектов…
– Ха! – Подозрительное выражение в глазах экономки сменилось выражением глубокого удовлетворения. Она сложила руки на большом животе и торжествующе продолжила: – Ну что, мисс Шарлотта? Все как я говорила? Я так и знала, что он иностранец. И не какой-нибудь вшивый французишка, а настоящий иностранец, иноверец! Недаром у него такие черные волосы, да и следы от плетки говорят сами за себя. Попомните мои слова, теперь надо по ночам хорошенько запирать все двери, а не то убийцы воротятся и зарежут нас прямо в постелях. Когда эти чужаки входят в раж, им все равно, кого убивать, лишь бы размахивать ножами.
– Но люди, нападавшие на него, не подозревают, что он здесь, миссис Стабс. Откуда им знать? Они ускакали прежде, чем наша карета появилась на повороте. Гарри собственными глазами видел, как эти негодяи умчались.
Экономка поджала губы и уставилась на Александра. Глаза ее потемнели от тревожных предчувствий.
– Иностранцы умеют выведывать тайны, – зловеще изрекла она.
Шарлотта подавила улыбку.
– Может быть, но пока что нашему пациенту надо поесть.
Лицо экономки снова смягчилось.
– Это верно. У бедняжки такой жалкий вид! – Она пристально вгляделась в Александра, словно пытаясь внушить ему свои мысли, а затем сказала, растягивая каждый слог и произнося его вдвое медленней обычного: – Я принесу вам поесть. Принесу еды. Бульон. Суп.
– Это очень мило с вашей стороны, – вежливо ответил по-гречески Александр.
Экономка посмотрела на него со смешанным чувством раздражения и жалости.
– Ничегошеньки он не понимает, – вздохнула она и принялась повторять слова «суп» и «бульон» все громче и громче, так что от ее крика скоро задрожали стены. Миссис Стабс явно считала, что главное – говорить по-английски громко, тогда даже самому безмозглому иностранцу все станет понятно. Александр покосился на Шарлотту и увидел, что она еле удерживается от смеха. Он тоже чуть не прыснул, но сдержался и постарался изобразить на своем лице недоумение.
Наконец экономка отчаялась найти взаимопонимание с чужаком.
– По-моему, с ним бесполезно разговаривать, мисс Шарлотта. Это вам любой подтвердит. Ладно, я принесу ему поесть и скажу, чтобы сюда пришел Том или другой конюх. Негоже вам сидеть без охраны рядом с дикарем, который и по-английски-то не понимает. Мало ли что он может натворить?!
– Не надо отрывать людей от работы на конюшне, – спокойно возразила Шарлотта. – Уверяю вас, миссис Стабс, наш бедный пациент так обессилел, что даже головы поднять не в состоянии. Думаю, он поест и сразу уснет.
– Как скажете, мисс, – экономка направилась к дверям, но на пороге остановилась, чтобы еще раз насладиться своим триумфом. – Видите? Я сразу догадалась, что он иностранец. А вы спорили…
Шарлотта дождалась, пока стихнет шелест юбок удалявшейся экономки, и пододвинула стул к кровати Александра.
– Право, миссис Стабс – прекрасная женщина. Хоть она и ругает иностранцев, но никогда не отвернется от человека, попавшего в беду, – Шарлотта перевела дыхание, и в ее голубых глазах, устремленных на молчащего собеседника, промелькнула досада. – Господи, как же неудобно говорить с человеком, который ничего не понимает! А по-французски вы тоже не говорите? Вы говорите по-французски? – переспросила она. – Вы говорите по-немецки?
Александр и бровью не повел. Шарлотта вздохнула.
– Да, плохо дело. Пожалуй, мне придется обучить вас английскому, а не то я умру от любопытства. Я уже четыре дня ломаю голову, раздумывая, зачем вы ехали к заброшенной пристани, и меня охватывает отчаяние при мысли, что я этого так и не узнаю. По крайней мере, в ближайшие дни.
Александр любезно улыбнулся и сказал по-гречески:
– Вам лучше этого вовсе не знать.
Шарлотта досадливо нахмурила белоснежный лоб и ткнула пальцем себе в грудь.
– Я – Шарлотта Риппон. Шарлотта Риппон, – повторила она. – Шарлотта.
– Ты очень красивая, Шарлотта, – пробормотал Александр.
