– И документы, и деньги. Английские фунты, доллары САСШ, золотые червонцы, – усатый пошарил в сундуке. – А вот это уже интересно. Узнаете?
– Ожерелье Марго? – дед осекся на мгновение. – Так вот кто ее убил. Ну, ладно. Все несите в машину, разбираться будем потом.
– Вот еще интересная находка, – один из обыскивающих подошел, и показал ладони. На одной был полицейский жетон тайного агента, на другой уместился короткоствольный револьвер.
– Где нашли?
– У вон того, – палец уперся в Лопатина. – С собой таскал.
– Ну с него и начнем. Приводите всех в чувство, нам есть о чем поговорить.
Нашатырь и пощечины привели оглушенных дедом в чувство. Чихание, охи, недоуменные испуганные взгляды… Ну еще бы, говорить о возвышенном, о радении за чаяния народа – и вдруг оказаться в центре вихря, а потом очнуться качественно примотанными к стульям и среди непонятно кого. Да еще и рты заклеены скотчем, не выказишь свое благородное негодование.
– Ну что, мальчики и девочки, накрылась ваша подрывная работа медным тазом, – дед прохаживался взад-вперед, наслаждаясь злобными взглядами четырнадцати пар глаз. В нем умер великий актер. Сидели бы дома с маменьками и папеньками, играли бы со своими богомерзкими смартфонами и занимались бы подростковым сексом, ан нет, в политику потянуло.
Дед ласково погладил по головке одну из девушек, яростно отдернувшую голову.
– Что-то хочешь сказать, милая? Кот, освободи ей рот.
Усатый сдернул скотч.
– Да как вы смеете? Да мой па…
– Кот, убери звук, – спокойно сказал дед. Усатый, ловко увернувшись от щелкнувших зубов, опять залепил рот девушки.
– Хорошо зафиксированная девушка в предварительных ласках не нуждается! – заявил Кот. Девушка залилась пунцовым цветом.
– Ах Кот, Кот, ну разве так можно? – попенял дед подчиненному. – Ну разве так можно, с рэволюционэрками-то? Они натуры тонкие, возбуждаются только от Маркса с Энгельсом. Твоя грубая жандармская натура вызывает у нее только «фи». Ну или желание прирезать тебя во сне.
– Или взорвать, – еще один подчиненный деда приволок обувную коробку и, сняв с нее крышку, показал нам. Дед взял коробку, взвесил ее на руке, раздвинул пальцем проводки адской машинки, понюхал…
– Или взорвать, – согласился дед. – Аммонал, солярой пованивает. Научили на свою голову и задницу… Говорил я редакторам политехнического словаря убрать эти статьи от греха подальше, так нет, это ваша чертова сеть. А болты какие хорошие, большие, в скобяных товарах таких нет. В автомагазине что ли покупали?
Я наблюдал за кружком спаленных революционеров. Хомячье, шататели режыма… Дед прав, какого хрена этих, с чистыми лицами и еще более девственно чистыми мозгами потянуло искать на свою пятую точку приключений? Причем пока они еще не осознали, что это не игра, не доходит это до куцых мозгов. Думают, что сейчас приедет полиция, деток заберут, подержат в камере пару суток, главных отдадут под суд, а их, белых и пушистых, раздадут обратно маменькам и папенькам. Если бы не докатились до терроризма – может быть, так бы оно и было. И приехала за ними бы полиция, максимум пару раз по почкам дали бы, в хате с уголовниками бы подержали, исключили бы из института с «волчьим билетом». Но за ними приехала не полиция, а неофициальный эскадрон смерти императорской охраны, не страдающие гуманностью по отношению к террористам. Так что революционеры были уже мертвы, только они еще об этом не подозревали.
– Рык, Гром, тащите этого в соседнюю комнату, – дед указал на побелевшего как смерть Лопатина. Клиента даже не стали отвязывать от стула, так вместе с ним и внесли в проем. – Кот, на улицу, наблюдение. Навь, остаешься здесь, сторожишь этих…
– Есть.
Я продолжил наблюдение за переглядывающимися и мычащими членами кружка. Вдруг из соседней комнаты раздался такой крик, что вздрогнул даже я. Понятно, дед решил не заморачиваться и провести экспресс-допрос на месте. Ну, разошлись… Крики, рыдания и вой оказывали благотворное влияние на членов кружка, вот уже и свежачком потянуло, и кое-под кем натекло… Ага, наконец-то вы поняли, что спектакля не будет, что все всерьез, то-то глазки совсем выпуклые стали…
